Последний момент представляется важным: видимо, Ли до самого последнего дня пребывания в СССР пытался втюхнуть КГБ какую-то заранее подготовленную дезу. Иначе зачем брать в Россию пропуск в какой-то японский бар. Смысл здесь появляется, только если предположить, что Ли действительно ходил в «Квин би» с санкции американской разведки, а та подозревала, что бар нашпигован агентами КГБ. Если же это так, то русские обязательно должны были клюнуть на эту информацию Освальда. Но они не клюнули.

Женившись, Освальд до минимума свел свои контакты с минскими друзьями, за исключением Титовца, Головачева и Зигеров. Марину он ко всем ревновал и не позволял ей курить. Освальд теперь все чаще слушал «Голос Америки» (англоязычные передачи не глушили) и постоянно что-то писал. Именно в то время, похоже, он и создает свой «исторический дневник», в котором, путаясь в датах, начинает описывать свои впечатления от жизни в СССР.

КГБ после визита Освальда в посольство США усилило за ним наружное наблюдение, чтобы выяснить, с каким информационным «багажом» он собирается возвращаться на родину. А американец по-прежнему поставлял чекистам странные загадки: еще в феврале он вдруг стал активно изучать немецкий язык, а в июле интересовался ценами на турпоездку в Лондон. Ли возобновил активную переписку с матерью и братом Робертом, и те присылали ему американские красочные журналы, комиксы и фантастику. Теперь «марксист» Освальд с гордостью показывал знакомым журналы и говорил, что они из Америки. Если раньше Ли резко критиковал расовую дискриминацию в США, то теперь он хвалился: «Я южанин и ненавижу негров».

Осенью 1961 года Освальд не переставал жаловаться в своих письмах посольству и родным, что русские задерживают его против воли. В декабре он даже написал письмо сенатору от штата Техас Тауэру, требуя, чтобы тот надавил на советские власти.

А те просто выжидали, как поведет себя Марина. Судя по информации системы прослушивания, она колебалась. В октябре молодая жена поехала к тетке в Харьков и та тоже уговаривала ее переменить свое решение. Марина, наверное, была бы и не прочь, так как Освальда она явно не любила и их семейная жизнь превратилась в сплошной скандал. Но в то же время она не хотела оставаться в СССР с ребенком от иностранца.

В конце ноября 1961 года белорусский КГБ дал зеленый свет на выезд. Московские коллеги тоже никаких возражений не имели. Минская милиция тем временем тоже не хотела продлевать Освальду вид на жительство на целый год: характеристика с работы у него была никудышная. 25 декабря 1961 года Марине и Ли официально сообщили, что им дано разрешение на выезд в США. Освальд отреагировал на новогодний подарок, начав мастерить какое-то взрывное устройство. Сотрудники КГБ с ужасом наблюдали за этим новым хобби американца, так как в Минск вот-вот должен был приехать Хрущев. Наверное, Ли мастерил что-то вроде петарды к Новому году, но не нашел взрывчатого вещества и выкинул «бомбу» в мусорное ведро.

3 января 1962 года КГБ опять пришлось изрядно поволноваться. «Лихой» вышел из дома с охотничьим ружьем, сел с ним в автобус, выставив оружие напоказ к удивлению пассажиров. Но Освальд всего лишь доехал до спортивного магазина, где и продал ружье за 18 «новых» рублей. На следующий день в ОВИР Освальду выдали уже не паспорт лица без гражданства, а паспорт иностранного гражданина, действительный до 5 июля 1962 года.

Освальд был полон оптимизма и рассчитывал, что вернется в Америку к марту. Но теперь он столкнулся с американской бюрократией, которая оказалась похлеще советской. Ранее конгресс принял закон, запрещавший прямую иммиграцию из социалистических стран в США, если только Служба иммиграции и натурализации США не делала специального исключения. Государственный департамент настаивал на исключении для Марины, так как иначе Освальд с его нестабильным характером мог вообще отказаться вернуться в США, а советское правительство получило бы в свои руки прекрасный пропагандистский материал: власти США разбили русско-американскую семью. Госдепартамент прямо указывал в своих письмах иммиграционным властям, что возвращение Освальда отвечает «национальным интересам США».

Причем интерес этот был не только пропагандистский: Освальдом опять заинтересовалось ЦРУ, его хотели подробно расспросить о жизни в Советском Союзе.

А Освальд словно чувствовал эту поддержку. Он обращается в посольство США с просьбой ссудить ему 800 долларов для возвращения домой. Одновременно он поручает Маргарите выбить такую же сумму через Красный Крест или другие благотворительные организации. Причем Освальд настолько уверен в успехе, что строго запрещает Маргарите брать кредит самой или тратить собственные деньги. Красный Крест Маргариту «отфутболил»: ей дали понять, что помогать перебежчикам-коммунистам не намерены. А вот госдеп согласился выделить 500 долларов. На авиабилет до США этих денег было явно недостаточно, но на пароход и поезд вполне хватало.

Не было только разрешения на въезд для Марины. А у четы Освальдов 15 февраля 1962 года родилась дочь Джун. Несмотря на то что Ли ждал сына, он очень обрадовался дочке. Завод «Горизонт» выделил молодым подарков на 27 рублей (одеяла, пеленки, игрушки). Освальд даже на время забросил переписку с посольством.

КГБ тем временем попросил Марининого дядю провести с молодыми профилактическую беседу, с тем чтобы в Америке они не допускали в адрес СССР провокационных высказываний. И Ли, и Марина твердо обещали этого не делать. Освальд буквально дрожал над дочерью. Когда Ли увидел, что Марина гладит пеленки и смачивает их водой изо рта, он страшно разволновался: «Ты что! У тебя же во рту микробы!» Ли принес тарелочку с водой и велел брызгать только оттуда.

Освальд добрался из Минска и до Корпуса морской пехоты, требуя отменить решение о увольнении его с недостойной формулировкой. В письме Освальд подчеркивал, что не выходил из гражданства США, что может подтвердить посольство в Москве. Роберта он просил еще раз навести справки, не ожидает ли его в Америке тюремное заключение. В марте 1962 года Освальд внимательно читал материалы в советских газетах о допросах сбитого пилота У-2 Пауэрса. Он намекал, что ему известно кое-что о самолете-шпионе. В письме Роберту присутствует странная фраза о том, что Освальд якобы видел Пауэрса в Москве. Пауэрс после возвращения в США (его обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля) утверждал, что его сбили в результате предательства Освальда.

Тем временем госдеп наконец-то добил Службу иммиграции и натурализации, которая 9 мая 1962 года согласилась впустить Марину Освальд в страну. 18 мая Освальд уволился с завода «Горизонт». Как оказалось, нигде больше он не работал так долго. До самого отъезда Освальдов в Москву КГБ отмечал скандалы в семье. Марина посылала мужа к черту, желала ему, чтобы он катился в свою Америку один и «сдох по дороге».

20 мая состоялась прощальная беседа Ли и Марины с родственниками. Освальд еще раз обещал дяде Илье, что в Штатах не будет говорить о Советском Союзе ничего плохого. Слово он сдержал, да и в самом деле, так хорошо, как в СССР, к Освальду не относились никогда в его недолгой жизни. В последнем письме из СССР Ли просил Роберта ничего не говорить о нем журналистам, так как осенью 1959 года он, Роберт, наговорил много лишнего. При отъезде Освальд оставил записку соседке: «Стройте коммунизм сами. Вы даже не умеете улыбаться, как человеческие существа».