– Это мы, – Ричард положил на карту еще перья. – И, расположись мы точно напротив Уорвика, поражение неизбежно. Но, объясните мне, зачем нам подставляться под их пушки и стрелы?! Когда ляжет ночь, мы сместимся чуть ближе к позициям противника… Вот сюда.

– Если сюда, – Гастингс все еще хмурился, пусть и не столь сурово, – мы подставим Оксфорду свой левый фланг.

– Пусть для начала граф отыщет его в этаком тумане, – рассмеялся Глостер. – Зато правый сможет атаковать! И вы не учитываете один очень важный момент, лорд Гастингс, в отличие от Невилла, мы точно будем знать расположение ланкастерских сил. Вот вам главное преимущество, перекрывающее и численность, и ландшафт, и что бы то ни было! – Дик переместил несколько перьев. – Именно это знание – залог нашей победы! А незнание Уорвика повлечет за собой потерю того самого боевого духа у ланкастерского войска, о котором вы упоминали.

– Ты, конечно, желаешь оставить за собой правый фланг? Я правильно понимаю, Дикон? – Эдуард внимательно посмотрел на младшего брата и едва заметно прищурился.

Ричард выпрямился, отступил от карты и почтительно склонил голову перед королем:

– Да, Ваше Величество, я очень хотел бы этого.

– Хорошо, – согласился Эдуард. – Тогда за собой я оставляю резерв и центр. Кто же возглавит левый фланг? Джордж, может, ты?

Кларенс поднялся. Он показался Ричарду слегка побледневшим, но даже при нынешнем отношении к брату представить, будто тот трусит, не получалось. Скорее снова обижен, ведь Джордж привел с собой армию, а теперь от него требуют участия в битве, да еще и на заведомо проигрышных позициях.

– Позвольте мне, Ваше Величество? – спросил лорд Гастингс, и Ричард искренне обрадовался такому предложению. В роли, предстоящей левому флангу, именно этот немногословный и всегда спокойный человек казался незаменимым.

– Да будет так, – сказал король.

К утру план был полностью готов.

По прибытии на место йоркисты смогли убедиться: почти все их предположения оказались верными. Граф Оксфорд действительно возглавил правый фланг, и это особенно порадовало герцога Глостера.

Как только опустилась ночь, подчиненные Йоркам войска придвинулись к противнику и немного сместились в сторону. Конница Ричарда, действуя как можно тише, подошла максимально близко к тылам левого фланга, чтобы внезапно их атаковать и на этом выиграть время. Сидя в укрытии, воины слышали, как ланкастерцы расходуют боеприпасы, отстреливаясь в пустоту. Пушки йоркистов молчали, сохраняя их расположение в тайне.

14 апреля 1471 года в четыре утра обе армии приготовились к битве.

Серый куда-то провалился, подняв завесу брызг и окатив собственный бок вместе с хозяйским сапогом. Хорошо не при скачке, а то так и шею свернуть недолго. Джон де Вер неприязненно поморщился, вглядываясь в туман.

Начало кампании ознаменовали артиллеристы и лучники, произведя одновременный залп в сторону йоркистских войск. Когда словно из неоткуда валятся стрелы и ядра, особенно не повоюешь. Столь стремительная атака наверняка посеяла в рядах противника панику.

Вот только поле боя заволокло еще больше. Пороховой дым смешался с туманом, который и раньше можно было хоть ложкой есть и ножом резать. А теперь над Барнетом висело сплошное серо-белесое марево, в котором разглядеть что-либо не получалось вовсе. Несмотря на это, Джон двинул свои войска к месту предположительного расположения противника. Но йоркистов там не оказалось!

На залпы родной артиллерии тоже никто не отвечал. Казалось, войска Эдуарда проглотило легендарное безвременье – вездесущий туман, способный погубить своих жертв или сыграть с ними злую шутку, возвратив в прошлое или выпустив к времени подрастания внуков. Но, конечно, подобное было бы слишком хорошо. К тому же кто ныне верит в старинные легенды? Их если только внукам рассказывают.

Прославленный де Вер кружил по округе в надежде найти хоть кого-нибудь. Возвращаться с пустыми руками не позволяла родовая гордость. Собственных гонцов глотал туман. Так же как, должно быть, уорвиковских вестовых. Граф понятия не имел, что творится в центре и на правом фланге.

«И где же эти чертовы йоркисты, дьявол их побери?!» – в который раз проголосил Джон про себя, и не иначе как упомянутый правитель ада услышал его мысли и решил помочь.

Впереди послышались голоса. Из тумана выступил небольшой холм. За ним, должно быть, и притаился враг. Но стоило Оксфорду обрадоваться скорой схватке и дать шенкелей серому Шерифу, как из тумана начали выбегать люди. Сначала по одному, а затем и вовсе посыпали, как яблоки-зеленушки из рук деревенского мальчишки, возомнившего себя жонглером. Врассыпную!

– Дьявол! – выругался Джон в полный голос и пришпорил коня.

Тот обиженно заржал и понесся вперед. Вскоре до слуха графа начали долетать отдельные фразы, выкрикиваемые врагами.

– Ланкастер победил! – кричали они.

– Победа досталась Ланкастеру! – раздавалось со всех сторон.

Туман поглощал фигуры, увидеть что-либо не представлялось возможным. Но Оксфорд все понукал и понукал Шерифа. Правый фланг обогнал своего командующего. Воины с воодушевлением преследовали улепетывающих врагов и подхватывали:

– Ланкастер!

– Победа!

– Разгром Йорка!..

Однажды де Вер услышал даже крик о смерти Эдуарда, которого на левом фланге и в помине не было.

– Трусы! – заорал Джон почти в отчаянье. – Вернитесь! И сражайтесь!

На большее его не хватило. Сырость стояла такая, что и дышать удавалось с трудом.

Шериф сбавил аллюр, а вскоре и вовсе перешел на шаг. Конь встряхивал головой и фыркал. А де Вер вновь вспомнил старинную легенду. В ней злые духи нападали из-за полога тумана, заманивали неосторожных путников в трясину, а потом губили и съедали их души. Однако поверить в то, что место йоркистов заняли какие-то волшебные создания, ненавидящие человеческий род, граф попросту не мог. Он вздохнул. Повертел головой и отправился искать своих людей.

Искать пришлось долго. Йоркисты показали такую прыть, что рванули аж до Лондона. По крайней мере именно так утверждали некоторые горячие головы. Воодушевленная погоня рассыпалась по Барнету и окрестностям. И занялась излюбленным делом победителей – грабежом.

– Сброд! Отродье! Висельники! – орал Джон.

Граф более не старался держать лицо – не перед кем. Первых дезертиров-мародеров он обнаружил на дворе какого-то несчастного крестьянина.

Хозяин убогой лачужки сидел у забора и тупо созерцал, как трое воинов грабят его пожитки. Судя по отсутствующему взгляду и блуждающей улыбке, брать у него так и так было нечего.

Пообещав вздернуть негодяев на первом же подходящем дереве, Оксфорд чуть ли не силой заставил тех оторваться от веселого занятия.