Фёдор, нахмурившись, опустил руки.

– Что с тобой творится? – искренне недоумевая, спросил он.

Флинн растерянно уставилась на него. Он что, не понимает? Ей просто хочется меньше споров между ними и больше доверительности. Меньше разочарования и больше радости. Но слова у неё на языке были тяжёлыми, как камни, поэтому она просто развернулась и вышла из вагона – так же решительно, как и вошла.

В этот вечер в вагоне для самостоятельных занятий царила суета. Над головами павлинов жужжали бумажные самолётики с моторчиками, и с хлопком открывались тюбики рахенснафовской новейшей жвачки с гигантскими пузырями.

– Наконец-то тут классная атмосфера, – радовался Касим, восседая за письменным столом по соседству с Флинн. Сняв крышку с коробки шариков-«бюрократов» де люкс (шоколадных шаров размером с кулак, с начинкой из ванильного пудинга), он открыл блокнот с надписью: «Безумно остроумные безумные идеи». Придуманное Касимом название до этой минуты беспокоило Флинн, но она отвела взгляд. Касим прав, с лёгкой улыбкой подумала она. Время между двумя и четырьмя часами вообще-то предусмотрено во Всемирном экспрессе для учёбы и чтения. Но поскольку здесь больше не было мадам Флорет, чтобы следить за соблюдением тишины во время занятий, вагон полнился громким смехом и болтовнёй.

Флинн подскочила от оглушительного хлопка. В другом конце вагона сидели Оливер Штубс и Файви Мустаки, производя чудовищный шум в лучших традициях северных енотов. Флинн нахмурилась.

– С бинго языкомолов мы обломились, – признал Касим, проследив за её взглядом. – Но завтра мы победим. Не надо, Флинн! – встревоженно воскликнул он, когда Флинн, встав, пошла по вагону. Засунув руки в карманы, она нащупала открытку Йонте. Время и приключения уже изрядно потрепали кусочек картона. Как же так – открытка становилась всё тоньше, а поиски Йонте всё не заканчивались! Ей нужно найти, наконец, новые пути.

– Смелей вперёд, ничего не страшись! – пробормотала Флинн. Вечернее солнце грело спину, а светлое ковровое покрытие приглушало шаги, пока она не оказалась в другом конце вагона.

– Я снова по поводу Йонте… – начала Флинн, но Файви тут же заткнула ей рот преувеличенно громким «Ш-ш-ш». Оливер Штубс загоготал. Флинн стояла рядом с ним как побитая собака. Она отважилась на новую попытку: – Утром разговора как-то не получилось. – «Как-то» означало, что собственный голос показался ей слишком громким и в то же время слишком слабым. «Как-то» означало, что Флинн чувствовала себя жалкой и неловкой, а теперь вдобавок ещё и безбашенной.

Файви Мустаки выдула из жвачки розовый пузырь, и он лопнул.

– Исчезни! – крикнула она, не глядя на Флинн.

Глаза Оливера Штубса блестели в предвкушении веселья и развлечения, словно он был кошкой, а Флинн – его новой игрушкой.

– Здесь полагается молчать, – с ухмылкой сказал он и закончил дурацкой рифмой: – Пока зубы торчать.

Флинн потеряла самообладание.

– Никто здесь молчать не собирается! – крикнула она так громко, что на неё, пылая гневом, обернулась сидящая в середине вагона Гарабина.

В эту минуту открылась железная дверь в начале вагона, и вошла миссис Штейнман. Руки у неё были сжаты в кулаки словно перед дракой.

– Что тут происходит? – спросила она, сверля взглядом павлинов, которые, жуя жвачку, сидели не на своих банкетках, а на столах и на полу.

Флинн с испугом наблюдала, как учительница, выловив в воздухе бумажный самолётик, сломала ему крылья.

– Всем учиться! – прогремела она и посмотрела на Флинн. – Тигрик! Думаешь, Стефенсон создал этот поезд для того, чтобы ты при первой же удачной возможности потягивала крем-соду и мастерила бумажные самолётики?

– Нет, я… – Флинн замолкла, глядя на учительницу как громом поражённая. Мысли вихрем проносились у неё в голове. И вдруг она поняла, что в миссис Штейнман не так.

– Я думала, что видеть Всемирный экспресс могут только павлины, – в наступившей тишине сказала Флинн. – Павлины и непавы. Ну, вы знаете – павлины, не верящие в себя. Но вы не та и не другая. Вы сами сказали.

Слова прозвучали гулко, словно в пещере. Несколько павлинов шумно вздохнули. Касим за спиной у Флинн пробормотал что-то похожее на «Ну, тебе конец!» или «Ну, ты альфа-самец!».

Миссис Штейнман склонила голову набок, поражённая смелостью Флинн.

– Тинкеры тоже видят экспресс, – громовым голосом сообщила она. – Или ты уже забыла милейшую камикадзе мадам Флорет?

Флинн ошарашенно молчала. О мадам Флорет она и не подумала. Она ещё не успела признать свою ошибку, как миссис Штейнман потопала к ней. Она двигалась так неожиданно проворно, что в следующую секунду её лицо оказалось всего в шаге от лица Флинн.

– Магия Стефенсона ослабевает, – как можно тише прошептала миссис Штейнман. Её шёпот походил на клокотание воды в каком-то подземном канале. – Я вижу по твоим глазам, тигрик, что тебе это известно. Слышишь, как скрипят шарниры в межвагонных соединениях и хлопают крыльями вороны над крышей?

Флинн охватило страстное желание отвернуться. Но она словно окоченела. По спине поползли мурашки.

Страшным голосом миссис Штейнман продолжила:

– По углам притаились тени, а стены продуваются ветром…

– Поднимется ветер в ночи! – воскликнул кто-то в конце вагона.

Все, включая миссис Штейнман, вздрогнули.

Флинн, оглянувшись, узнала Пегс, вошедшую в вагон с толстым справочником по кройке и шитью в руках. Железная дверь за ней с грохотом захлопнулась.

– Ночной ветер приносит в поезд добро, – дрожащими губами пояснила Пегс. – Потому что добро всегда совершается тайно. По ночам, когда все спят и никто не видит. Вы нас не запугаете.

Нахмурившись, миссис Штейнман выпрямилась. Она ещё не успела что-либо возразить, как Пегс уселась на пол у стола Флинн, заявив:

– Я буду заниматься здесь. Во втором вагоне слишком шумно.

Казалось, Пегс прервала какое-то магическое заклинание. Миссис Штейнман, развернувшись, поспешила во второй вагон, чтобы навести там порядок.

Несколько секунд над павлинами висело ошеломлённое молчание, а затем Оливер Штубс зааплодировал.

– Хафельман, ты кошмар учителя! – подняв большой палец, крикнул он.

Большинство учеников аплодировали Пегс, а Касим прищурился.

– С миссис Штейнман что-то не так, – заявил он, глядя на дверь, за которой исчезла учительница. – Такое ощущение, будто она не любит Всемирный экспресс. Что ей тогда здесь нужно?

Флинн с бьющимся сердцем села на пол рядом с Пегс и в задумчивости взглянула на потолок. В этом вагоне потолок покрывала роспись, изображающая Джорджа Стефенсона с его миространниками. Флинн упёрлась взглядом в глаза Тидерия. С тех пор как она обнаружила в кармане брюк билет во Всемирный экспресс, призрачный тигр ей больше не являлся. Флинн почти скучала по ощущению, которое испытывала, когда он смотрел на неё.