Виктор Маркович слетал на Гоа, посмотрел комплекс и решил, что пора снова менять жизнь и перебираться в любимую страну.

И тут бабушка Жанна Игнатьевна поразила всех, высказав желание уехать вместе с сыном и невесткой. Дело в том, что за эти три года она не только всерьез увлеклась всем индийским, и йогой в том числе, но впервые по-настоящему поняла своего сына, прониклась истинным уважением к нему и даже где-то преклонением перед его мощной личностью. И как-то само собой у нее случился роман с одним из преподавателей йоги из центра – шестидесятилетним Максимом Павловичем, человеком неординарным и ярким, к тому же йогом с большим стажем, который также изъявил желание следовать за Виктором Марковичем на Гоа.

– А как же я? – растерянно спросила Алиса у отца.

– А ты останешься здесь, – спокойно ответил ей Виктор Маркович.

Посадил рядом с собой, обнял, погладил по голове и объяснил, как она будет тут жить без них.

– Ты сильная личность и очень разумная девочка, способная справиться самостоятельно со всеми трудностями. Ты прекрасная хозяйка и последние два года ведешь весь наш дом и быт, уж с этим ты точно управишься. А что касается окружающих, то им знать не обязательно, что мы переселились в Индию, врать не надо, просто говори всем, что мы уехали работать, это будет правдой.

К ним подсела мама и тоже погладила дочь по голове, взяла ее ладошки в свои руки и успокоила, мягко и чуть грустно улыбаясь:

– Милая, ты была старше и мудрее меня еще в свои пять лет. Ты прекрасно справляешься с жизнью, просто будь внимательна и аккуратна с людьми, всегда сначала пытайся разобраться, что за человек, и только потом решай, пускать ли его в свой круг общения и в свою жизнь. Мы всегда на связи и в любой момент готовы помочь. К тому же дедушка остается за тобой присматривать.

Они уехали. Марк Александрович и на самом деле присматривал за внучкой издалека, но зорко: звонил регулярно, и в гости к нему и его новой жене Алиса ездила каждую неделю на старую квартиру на Фрунзенской, куда они перебрались после отъезда бабушки. Но, как ни странно, дед не вмешивался в ее жизнь, не наставлял, чтобы она переехала к ним, и не учил, как нужно правильно жить и что ей следует делать. Видимо, и он считал внучку вполне самостоятельной.

– Нет, – покачал, не соглашаясь, головой Красноярцев. – Если честно, я этого понять не могу. Вот так оставить пятнадцатилетнюю девчонку одну! Ты же малолетка была, подросток, могла натворить черт-те что и вляпаться во что угодно!

– Не могла, – усмехнулась его горячности Алиса.

Вечер тихо догорал, уступая место мягко наступающим сумеркам, и Алиса с Алексеем медленно брели, возвращаясь к дому.

– Мама права: у меня всегда было иное восприятие жизни, чем у сверстников. Меня мало интересовало то, что занимало всю их жизнь и было для них суперважным, трендовым и модным, то, что считалось продвинутым. И я никогда не чувствовала своей неполноценности, потому мне не требовалось самоутверждение в социуме и желание ему соответствовать, выпендриться как-то по-особенному и понравиться всем. Я не берусь разбираться в причинах такого поведения и ощущения себя в жизни, скорее всего, это потому, что с детства я росла по иным законам, чем все, да это и не важно.

– Еще опасней, что ты от других отличалась: дети жестоки до безрассудства, они ненавидят и изводят тех, кто выделяется из их массы и не соответствует их законам! Могла наполучать еще больше именно за это! – кипятился Красноярцев.

– А я от них и не отличалась, – рассмеялась звонко Алиса. – Я всех обманывала не обманывая.

– Это как?

– Когда мы только начали учиться в первом классе, – принялась объяснять она, – у нас как-то проводили урок, на котором детям предложили рассказать про свою семью. Ну, кто у них родители, кем работают, есть ли сестры и братья, бабушки с дедушками. Ну я по детской непосредственности и сказала, что папа у меня работает в Индии и он йог. Одноклассники вместе с учительницей меня обсмеяли, и дети принялись дразнить «йогшей». «Эй, йогша!» – кричали они мне. Я пришла домой и пожаловалась бабушке. А она меня научила, что если тебе кто-то задает вопрос, а ты на него не хочешь отвечать, то надо человека отвлечь, чтобы он вообще забыл, о чем спрашивал. А чем лучше всего отвлечь человека? – спросила она интригующе у Красноярцева.

– Ну, не знаю, – задумался он, – развеселить, наверное?

– Это само собой, – махнула рукой Алиса. – Но есть одна беспроигрышная тема, всегда интересная человеку: он сам. Отвлеки его: ой, у тебя тут ниточка на плече, или какие у тебя красивые… что угодно от одежды до глаз небесной чистоты. Или спроси встречно: «Слушай, а ты почему так хорошо сегодня выглядишь?»

Скажи ему что-то хорошее, похвали. Самое лучшее – это сказать человеку то, что он хочет услышать: толстому, что он похудел, некрасивому, что у него есть нечто особенное, и так далее. А вот потом уж человека надо насмешить, чтобы он окончательно забыл предмет своего интереса к тебе. И я стала учиться шутить. Я и так-то была хохотушка-веселушка, мы с родителями постоянно смеялись и шутили, особенно с мамой. А тут в семь лет специально начала учить детские анекдоты и шутки всякие, розыгрыши и оттачивала умение быстро отвечать с юмором в любой ситуации. Именно тогда я сделала для себя главное открытие: рассказывать что-то о себе и о своей семье, делиться с людьми откровениями о личной жизни – себе дороже. Любая информация, изложенная человеком со злым умыслом, может сыграть против него же. Ну а потом я привыкла к такому, скажем так, камуфляжу житейскому. И к пятнадцати годам была самой востребованной девочкой в классе, да и в школе – балаганила бесконечно.

Она шутила не задумываясь. Шутки, комичные цитаты и анекдоты сыпались из нее, стоило Алисе открыть рот. Ее уважали ученики, искали с ней дружбы и зазывали в свои компании, ее уважали и любили преподаватели, она участвовала в различных школьных постановках, капустниках и общественных занятиях. При этом умудрялась замечательно учиться, успевала делать все уроки, продолжала заниматься йогой и помогать в бывшем отцовском центре, который он продал знакомому индусу.

И все окружающие, в том числе и бдительные соседи по дому, директор и преподаватели Алисиной школы, пребывали в иллюзорной уверенности, что все про эту девочку и ее семью знают и она вся такая открытая и понятная, как на ладони.

И никто даже предположить не мог, что Алиса живет одна.

В самом прямом смысле.

– Это замечательно, конечно, – строго произнес Красноярцев, – что у тебя дар особый и образ мышления ироничный. Но я все равно не понимаю, как твои родители решились оставить ребенка одного, незащищенного и неприсмотренного! Не понимаю, и все! К тому же девочку! Любой аферист или педофил какой-нибудь мог воспользоваться твоей беззащитностью! Это просто ё-мое какое-то, да и только!

– А я была защищена, – возразила Алиса и так же спокойно заметила: – Ты калитку-то открой.

Ярый так разволновался, разнервничался почему-то из-за той далекой одинокой девчонки, что и не заметил, как они подошли к участку и давно уж стоят у калитки.