Однако Запасай прилетит еще не скоро. Да и шум был сильнее, чем рокот автомобилей, даже тех, что специально приспособлены для сельских дорог. Надо обязательно разобраться, в чем тут дело, решила лисица.

Прямиком через свой она отправилась к каменной стене, окружавшей чужой. О-ха долго пробиралась вдоль стены, пока не дошла до полуобвалившейся каменной башни — то были остатки старой ветряной мельницы. С ловкостью кошки лисица вскарабкалась по обшарпанным каменным стенам, осторожно ставя лапы в расщелины, туда, где известь уже превратилась в пыль. Оказавшись наверху, она взглянула в ту сторону, откуда доносился подозрительный шум.

Но слабое зрение лисицы не помогло ей что-нибудь прояснить. К тому же яркое утреннее солнце светило ей прямо в глаза, и сквозь дымку она разглядела лишь какое-то посверкивание. О-ха уже собиралась спускаться вниз, но тут на край башни уселась сойка. Устроившись на безопасном расстоянии от лисицы, сойка недоверчиво поглядывала на нее.

— Не знаешь случайно, что там происходит? — осведомилась О-ха.

— Bitte? — переспросила, не поняв, сойка. — Ich verstehe nicht.

— Разве ты не слышишь громыхания? По-моему, это какие-то машины.

Птица даже не взглянула в сторону, откуда раздавался гул, но с готовностью закивала головой:

— Maschine — oh, ja — maschine.

— Что? А ты не знаешь, зачем они здесь?

— Was? Oh, fur ausgraben.

Пробормотав что-то про «копание» и по-прежнему не сводя настороженных глаз с любопытной лисицы, сойка поднялась в воздух. Взмахнув синеватыми блестящими крыльями, она устремилась в ту сторону, где гудели сверкающие машины, и вскоре растаяла в небе. Как известно, птицы — сойки, грачи, вороны, галки — народ вздорный и непредсказуемый. Но все же они довольно безобидны, никому не приносят большого вреда и к тому же всегда знают, что делается на белом свете. С кем надо держать ухо востро, так это с чайками — они все до единой отпетые воровки и прохиндейки. Недаром птичья пословица гласит: «Лучше у кошки в когтях, чем у чайки в клюве». Птицам-то хорошо известно, на что способны чайки, — с них станется выхватить кусок изо рта, украсть птенца из гнезда.

Ausgraben, так, кажется, сказала сойка. Как бы узнать, что значит это слово. О, она знает, кто ей поможет. Лисица осторожно спустилась с башни вниз и поспешила в барсучий городок, на поиски Гара. Старый барсук отдыхал в своей спальне и был не слишком доволен, что его побеспокоили. Однако лисицу не обескуражила неприветливая встреча. Наконец, вдоволь поохав и повздыхав, Гар снизошел до разговора.

— Ты знаешь язык птиц? — спросила О-ха.

— Птиц? На что они тебе сдались, эти балаболки?

— Послушай, Гар, дело важное. Попусту я не стала бы тебя тревожить. На дороге полно машин, громадных машин судя по шуму. Я встретила сойку, и она сказала, они собираются ойсграбен… или как-то так. Что это значит?

— Ойсграбен, ойсграбен… белиберда какая-то, — пробурчал барсук, раздраженно почесывая за ухом. — А… так она, наверное, сказала ausgraben. Не знаешь, что значит это слово? Мы, барсуки, частенько этим занимаемся, да и вы, лисы, тоже. Это значит копать — рыть землю. Только и всего. Ну а теперь будь умницей, иди к себе, дай мне немного погрустить. Иногда погрустить так приятно.

У Гара не произошло ничего, что могло бы повергнуть его в грустное настроение. Просто он не был расположен болтать. Ему хотелось побыть одному, — когда живешь кланом и все время окружен себе подобными, одиночество нередко бывает желанным.

Но лисица не унималась.

— Рыть? Копать землю? Но фермерские машины так не шумят! — обеспокоенно спрашивала она.

— Вот как? Может, люди надумали делать дорогу. Или строить дома.

— Дома? — По спине у О-ха пробежала дрожь. — Ты хочешь сказать, они превратят наш лес в живопырку. Там много машин, очень много. Уж конечно, они построят не один дом. Не нравится мне это. Очень не нравится.

— Не нравится, говоришь? — сердито буркнул Гар. — Так пойди запрети им. Может, послушаются. Неужели ты не знаешь — людям ничто не может помешать. Если они решили построить дома, значит, построят. И ты не изводись попусту. Может, они выстроят всего один дом. Или дорогу. Не бойся, сюда, в лес, они не сунутся. Слишком много возни — вырубать такую пропасть деревьев. Я думаю, они всего-навсего построят новую ферму, старая-то совсем обветшала. Так что не переживай попусту. И дай Гару всласть погрустить.

Но вскоре выяснилось, что люди задумали построить вовсе не ферму. Несколько недель подряд машины, окружив холм со всех сторон, без умолку гудели, пыхтели, стучали и лязгали. Теперь в лесу никогда не наступала ночь — тысячи фар разгоняли темноту. Даже жуки страдали от беспрерывного грохота и, спасаясь от него, забивались под кору деревьев. Кучи белой извести, возвышавшейся на земле, напоминали спины огромных рыб, плывущих по глиняной реке. Вскоре Лес Трех Ветров опутали дороги, размеченные столбами, между которыми протянулись разноцветные провода.

Припав к земле на опушке некогда укромной чащи, О-ха ощущала, как содрогается глинистая почва. «Почему же земля не кричит от боли, когда с нее сдирают пушистую зеленую шкуру, шелковистую и нежную, и обнажают сырую, коричневую плоть?» — удивлялась лисица. Она видела, как исполинские челюсти машин, челюсти, оснащенные стальными зубами, жадно впивались в землю и, вырвав огромный кусок, выплевывали его туда, где уже выросла бесформенная гора глины. Склоны холма покрывали теперь глубокие зияющие раны. Казалось, свирепые, неумолимые хищники терзают и мучат беззащитное существо. Мощный зверь, трясясь от злобы, сминал кусты своим носом-лопатой, превращая их в зеленую массу, ломал деревья, так что стволы их трещали, точно старые кости. Потом останки деревьев складывали в кучи и поджигали. По ночам потрескивающие костры освещали уродливую пустыню. Трудно было поверить, что совсем недавно эта вздыбленная земля жила, здесь росли травы и цветы, над ними кружились мириады насекомых, а в бесчисленных подземных ходах сновали тысячи землероек, кротов и мышей, которые теперь лишились приюта.

Быстрота и легкость, с которой машины убили живую землю, потрясли О-ха. Со страхом она ожидала, что такая же участь постигнет островок зеленых зарослей, который еще оставался в распоряжении диких животных. Неужели он тоже превратится в горы развороченной глины, среди которых не найдешь даже клочка травы?

Губительный запах людей и машин, шум разрушения проникал повсюду.

Люди обступили остатки древнего леса. Громко перелаиваясь, они копошились повсюду. Не попадаться им на глаза с каждым днем становилось все труднее: ведь густые чащи исчезли и всепроницающие огни не давали скрыться в полумраке. Однако, к удивлению О-ха, люди, работавшие на машинах, только радовались, заметив лисицу. У них и мысли не было причинить ей вред.

Увидев, что О-ха крадется мимо, люди, небольшими стайками сидевшие на земле, и не думали вскакивать и бежать за ней. Не выпуская из рук стаканов с дымящимся питьем, они указывали на лисицу и громко тявкали, но лай их вовсе не походил на те злобные, кровожадные вопли, которыми обычно встречали ее появление охотники.