Халтурин слышал, как гостья ответила на звонок, смывая пену, прислушался к голосу, но так ничего и не услышал, а когда, торопливо вытерев руки, вышел, трубка уже лежала на месте.

– Кто звонил?

– Девушка. Я сказала, что ты занят, не можешь подойти, предложила перезвонить.

Халтурин пронзил Грету долгим взглядом, кивнул и прошел на кухню.

Открыл холодильник и повис на дверке, высматривая что-нибудь съестное. Кусок оттаявшего мяса, салат «Нежность», вчерашнее пюре. Негусто. Можно сварить курицу. Нет, это долго. «Придется отбивную делить на двоих», – с сожалением глядя на мясо, подумал Евгений и занялся ужином.

– Тебе помочь?

Скрестив руки на груди, Грета с удовольствием наблюдала, как Халтурин выкладывает продукты. Сильный, спокойный, основательный. Несуетливые движения, мягкая грация хищника.

С самой первой встречи Грету влекло в Халтурине сильное мужское начало, один сплошной ян, никакого инь. В этом и заключалась проблема. Мужчина с таким характером оказался не способен на компромисс. Грета измучилась, совмещая несовместимое: устоявшийся мезальянс с Мищуком и любовь этого мальчика. Мальчик вырос в ее опытных руках в удивительного мужчину – страстного, неутомимого и нежного.

– Не надо, я сам. Правда, мяса немного, я не знал, что будут гости.

Подавляя желание оправдываться, Евгений почистил картошку, покрошил салат из огурцов с помидорами, заправил сметаной, нарезал хлеба, с тревогой прислушиваясь к усиливающемуся чувству вины.

«Брось, не накручивай, – просил себя Евгений. – В чем твоя вина? В том, что многолетними клятвами внушил Грете мысль о своей вечной любви? В этом? Или в том, что, несмотря на сопротивление Греты, много лет стремился разрушить ее удобный брак, а когда почти разрушил, понял, что не желаешь этой жертвы? Стремился к запретному плоду, а как только плод упал в руки, радость обладания ушла».

Халтурину стало противно от заштатности и пошлости ситуации, от собственной примитивности.

Грета, не замечая или не желая замечать состояния Халтурина, устроилась за столом, пересказывала какие-то новости и сплетни об общих знакомых.

Халтурин вполуха слушал гостью и думал, что не хочет возвращаться к сумасшедшим отношениям, к этой безнадеге, ведущей к сумасшествию. «У меня нет комплекса кавалера де Грие, которым вертела, как хотела какая-то обольстительница. Я знаю, с этой женщиной ничего, кроме боли и унижения, меня не ждет, и я больше не пойду у разрушительницы на поводу, не позволю собой манипулировать. Да и не любовь это вовсе, а настоящая адреналиновая игла», – уговаривал себя Евгений, будто перед артналетом выполнял приказ «Окопаться!».

Окопчик получился мелковат, отсидеться в нем нечего было и думать, тем более, что враг был хорошо подготовлен.

Руки Греты обвились вокруг шеи.

– Женя, я люблю тебя. Я все эти месяцы не могу без тебя, не могу собраться с мыслями, все из рук валится, делать ничего не хочется.

Халтурин сделал последнюю попытку отбить атаку:

– Грета, ты уже уходила от мужа ко мне и не один раз. Вспомни: больше нескольких месяцев не выдерживала, говорила, что без него у тебя все из рук валится, делать ничего не хочется. Ты запуталась.

– Женечка, – Грета льнула к Халтурину, – не бросай меня.

Близость женщины парализовала волю. Евгений вдыхал полузабытый запах Греты, не мигая, смотрел на припухшие губы, покрытые бледной перламутровой помадой. Халтурина раздирали два сильных, плохо совместимых чувства – острое желание и не менее острое презренье.

Какой-то посторонний, раздражающий, настойчивый звук отвлекал, не давал сосредоточиться на искусно подкрашенных губах Греты.

До Халтурина наконец дошло, что звонят в дверь.

– Не открывай, – почему-то попросила Грета, прижимаясь все сильней.

– Надо открыть. – Евгений осторожно освободился от объятий, вышел в прихожую, щелкнул замком.

На площадке, судорожно вцепившись друг в друга, стояли Женька и Нинка. Мелентьева цепко держала Женьку, Женька пыталась оторвать Нинкины пальцы, со стороны казалось, что девушки обнимаются.

– Здрасте, – Нинка втащила подругу в квартиру и захлопнула дверь. – Ничего, что мы без приглашения?

«Наши! Наши!» – мысленно скандировал Халтурин, будто смотрел фильм о непобедимой Красной Армии.

Оглядываясь на комнату, где осталась Грета, Евгений с мстительной радостью пригласил:

– Проходите.

Женька попыталась спрятаться за Нинку, с отвращением представляя, как выглядит после трехчасового рева. Халтурин, как зачарованный смотрел на Женьку: душу накрыло крыло ангела.

– Да проходите же, – настойчивей пригласил Халтурин.

– Нет, мы проходить не будем. – Нинка опять выпихнула Женьку вперед. – Мы за папкой с проектом пришли. Мне вернуть ее надо.

– Проект? – в серых глазах Халтурина появилось искреннее непонимание.

Женька похолодела.

– Евгений Станиславович, я вам принесла его в кабинет вместе с личными делами.

Халтурин не видел проект – Халтурин все внимание сосредоточил на личном деле Хаустовой Евгении Станиславовны, зато теперь он знает, что у барышни есть муж, только они не живут вместе.

– Ну, может быть, – неуверенно согласился Халтурин. – Проект я не видел, но, скорее всего, он так и остался на столе.

– Ну, значит, придется съездить и забрать, – разъяснила ситуацию Мелентьева.

За спиной у Халтурина появилась Грета – воплощение женственности и столичного шика.

– Здравствуйте, – произнесла красавица нежным голосом, с интересом рассматривая двух девиц в прихожей.

Девицы поражали воображение несовместимостью: одна высоченная, яркая брюнетка, просто модель, одета в последнюю осеннюю коллекцию МахМаrа. Другая – бледная немочь в обшмыганной одежонке, путалась под коленками у первой.

Халтурин потянулся к куртке, оглянулся на Грету:

– Я должен уехать. Ужинай без меня.

Грета впилась в Мелентьеву ревнивым взглядом, Нинка выставила как броню свою самую обворожительную улыбку.

– Извините, что забираем вашего… э-э… мужчину, дела, знаете. Мы люди провинциальные, – ерничала Нинка, – у нас здесь все по-простому.

– Я это поняла, – не осталась в долгу Грета.

Женька не дослушала пикировку, выкатилась из квартиры, как с места происшествия.

– Извините, Нина, если я вас подвел. Я действительно не увидел папку, – обезоружил Нинку Халтурин, когда они вышли из подъезда.

Одинокий фонарь освещал парковку. Вечер дышал близкими заморозками, в воздухе пахло снегом. Слова срывались с губ вместе с паром.

Нинка с остывающей злостью хлопнула дверью «форда», вставила ключ в замок зажигания.