Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Номер 47 внимательно вслушивается в голос девочки. Он слышит не русские команды, а японское бормотание. Они спускаются на землю. Номер 47 запрыгивает на крыши остовов машин на дороге. Пока он не может прыгнуть на движущуюся машину. Он не может ни прыгнуть на приближающуюся машину, ни перепрыгнуть через неё. Однако этот пёс чему-то подражает. Он подражает тренировкам, которые видел у взрослых псов.
Так воспитывается молодой пёс.
Так растёт номер 47.
В «свободное время» девочка вошла в ту комнату. Вошла в ту самую комнату того самого здания. Она и раньше знала, что кроме дома, в котором она живёт, где расположены её спальня, кухня и столовая, есть и другие здания. Но её это не интересовало. Она считала, что это просто помещения для инвентаря, используемого в дрессировке собак. На самом деле так это и было, но комнаты в зданиях… не были одинаковыми.
Первым интерес проявил номер 47. Он унюхал что-то и приблизился к входу в здание. Внутри кто-то напевал.
Отражаясь от бетонных стен, голосу вторило эхо. Это пел Опера. Очень бодрый ритм. Но для девочки он, как и прежде, был неприятен. Ру-у, ру-у-у! Ру-у-у-у! Однако номер 47 не отреагировал на пение. Он вынюхивал следы.
— Он что там, не просто прибирается? — спросила девочка. — Эй, сорок седьмой, здесь что, были собаки?
Девочка спросила про собак по-японски.
Услышав японское слово «собака», пёс ответил: «КАКАЯ-ТО СОБАКА ЗДЕСЬ БЫЛА».
Входя в здание, девочка пробормотала:
— Здесь веет чем-то странным, словно бы на Гавайях во время отпуска кого-то укокошили. Ну, это же Россия, здесь могут убить в любое время. А ещё здесь запах раздевалки. — Девочка вспомнила своё детство. — Чёрт. — А ещё она подумала о бедности. — Чёрт. Чёрт.
В полутёмном здании девочка и собака быстро шагали вперёд. Здание было спланировано так же, как и основное, поэтому она знала, куда идти. Они вошли в гостиную.
Дальше была та самая комната. Они вошли в ту самую комнату.
На мгновение девочка подумала: «Похоже на офис группировки». Подумала, а потом пробормотала вслух. Она вспомнила, что её отец — глава группировки, арендовал под свой офис этаж в бизнес-центре.
Здесь, конечно же, не было рукописных каллиграфических свитков на стенах с надписями «Дух» или «Смерть одного — жизнь многим». На стене висела карта. Старая-старая карта мира. В офисе отца был синтоистский алтарь, а здесь его не было. И православных икон не было. Вместо этого стоял телевизор.
Она впервые увидела телевизор в этом мёртвом городе. Экран мёртв, вилка не вставлена в розетку. В комнате не было людей. Но ощущалось присутствие чего-то.
— Такое чувство, что тут труп под полом спрятан, сорок седьмой, а ну-ка понюхай, — сказала девочка, но пёс ничего не ответил.
Со стороны гостиной по другую сторону от коридора по-прежнему доносилось пение Оперы. Здесь не было кожаного дивана, как в офисах, но, по крайней мере, были стол и стулья. На столе стопкой были сложены пачки денег. В несколько рядов, но довольно небрежно. Не похожи на русские рубли. Мельком бросив взгляд, девочка подумала: «Может, это американские доллары?»
Всё-таки похоже на офис.
И как только она это поняла, в поле зрения попал алтарь. В этой комнате было что-то вроде алтаря. Никакой подсветки или японского меча там не было, однако это испускало духовную энергию. Источником этого ощущения оказался глобус.
Глобус стоял на полке, явно для украшения или почитания.
Девочка почувствовала, что в этой комнате глобус — самый главный предмет.
Поняла это в одно мгновение, поэтому и протянула к нему руку.
Она обошла стол и взяла глобус в руки. Подумала, интересно, тяжёлый ли он, но он оказался не очень тяжёлым. Хотя такое чувство, что в руках что-то металлическое. Что-то старинное. Раз это глобус, то внутри он должен быть пустым, но это было не так. Она покрутила его в руках. Повернула. Он был размером больше её головы.
Она почувствовала: там что-то есть.
Почувствовала: там кто-то есть.
Что это?
Что… там… внутри?
Она покрутила его в поисках шва. Южное и Северное полушария должны были разделиться пополам. Она аккуратно открыла его по экватору. И вытащила череп. Череп животного. К тому же обугленный… На нём даже остались кусочки кожи. Похоже на высохшую кожу мумии.
Что это такое?
Неужели?
Номер 47 о чём-то дал ей знать. Он что-то сообщил девочке. Он отреагировал не на то, что было спрятано внутри глобуса. Номер 47 сообщил о том, что на пороге комнаты кто-то есть. И не один. Точно так же, как и девочка в сопровождении номера 47, там тоже стояли человек и собака.
И тот и другой были стары.
Девочка услышала предупреждение номера 47 и быстро обернулась.
— Открыла гроб? — спросил старик.
— Что… что это? — спросила девочка.
— Ты, девчонка, так хотела до него дотронуться?
Рядом со стариком был старый пёс. Разумеется, девочка помнила этого пса. Крупный, величественный пёс. Прошлый раз, когда она его видела, он пролаял ей с крыши.
— Ты хотела дотронуться до самой первой собаки? — продолжал старик по-русски. — Но это не Белка.
— Я ничего не сломала, — сказала девочка по-японски. — Я только открыла. Идиот, чего ты прячешь этот мрачный череп? Это что… Дед, это череп собаки? — неожиданно догадалась девочка.
— Это первый советский герой. Но она не смогла живой вернуться на землю. Это череп той самой собаки. Но это не Белка.
— О чём ты говоришь? — спросила девочка.
Старик показал на старого пса, стоявшего рядом с ним. А затем ещё раз перевёл взгляд на девочку.
— Вот это Белка, — сказал старик.
— Собака… всё-таки это череп собаки?
— Понимаешь, за год до исчезновения Советского Союза я не смог убить этого пса. Белку. Я дал ему сбежать. Ведь это род, созданный моими собственными руками, не мог я его сам истребить. Хотя это был приказ Советов.
— Зачем из черепа делать алтарь? Это что, вроде собачьей религии?
— Или России. Приказ российской истории. Поэтому я предал эту историю. Я оставил Белку той женщине, которая присматривает за тобой, чтобы он жил у неё до конца своих дней. Вновь продолжать этот род я не собирался. Правда не собирался. Я хотел на покой.
Старик сделал два-три шага вперёд.
На сей раз он указал на номер 47.
Девочка подошла поближе, словно бы стараясь закрыть собой номер 47, а череп подняла над своей головой, крепко сжимая двумя руками.
— Вот, — сказала девочка. — Похоже на религию?
— Смешно, — сказал старик со смехом.