Люк двинулся было к ней, но тут все снова собрались в патио: Хуан и пара работников ранчо вернулись после переноски столов в сарай, Джон, Линетт и Брэд — проводив гостей, Роза вышла из кухни.

— Ну, вот и все на сегодня, — объявила домоправительница с удовлетворением. — Время отправляться по домам.

— Поддерживаю, — вклинился Джон. — Спасибо за праздник. Я пообещал детворе, что мы устроим пикник, если они будут себя хорошо вести сегодня ночью.

Брэд повернулся к Люку и Сьюзен:

— Не возражаете, если мы с Линетт проводим Джона до дома? Девочки не проснутся, да и мы ненадолго.

— Без проблем, — сказал Люк, и Сьюзен эхом поддержала его.

Все наконец разошлись с пожеланиями доброй ночи и Люк повернулся к Сьюзен. Он словно излучал напряжение, заставив ее задуматься, что же именно послужило его причиной — сексуальное желание или гнев, вызванный одной из прощальных шуток?

— Иди наверх. Я последний раз проверю все здесь внизу и поднимусь, когда вернутся Брэд и Линетт, — сказал он.

Ее глаза внимательно и испытующе оглядели его. Сьюзен хотелось спросить, что случилось, но она не могла набраться храбрости.

— Я только взгляну на девочек.

Она двинулась мимо него к двери, их тела легко коснулись друг друга. Люк поднял руку, чтобы поддержать ее. Одного прикосновения было достаточно, чтобы воспламенить страсть, сдерживаемую в течение всего праздника. Она не была уверена, кто именно сделал следующий шаг, но внезапно оказалась тесно прижатой к Люку.

Он притянул ее ближе, давая понять, что не может больше сопротивляться, но злится на потерю самоконтроля. Ее руки сомкнулись у него на шее и губы встретились, будто стремясь наказать друг друга.

Что бы Люк ни чувствовал — гнев ли, раздражение, досаду, — все это изверглось диким голодом. Часы ожидания, муки от сдерживаемого желания, когда рядом и прикасаешься, но должен контролировать себя, взорвались глубоким, жадным и яростным поцелуем. Его губы словно впились в ее, она ответила с не меньшим пылом.

Ее рука конвульсивно сжала его шею, и, когда его язык проник в ее рот, Сьюзен прильнула к Люку в ответной настойчивой страсти. Она еще теснее прижалась к его каменно-твердому телу, и трепет охватил обоих.

Поцелуй длился и длился, языки переплетались, пока у обоих не закружились головы от безумного желания. Тело Сьюзен ожило, и все чувствительные места, открытые Люком прошлой ночью, начали пульсировать от вожделения. Его поцелуи обольщали, манили, соблазняли, и она готова была уступить.

Когда они разъединили губы в попытке найти каплю воздуха, дыхание их было тяжелым, прерывистым, со свистом вырывалось из груди, причиняя боль. Глаза Люка опалили ее серебристым жаром. Лица их были так близки, что невозможно было различить, чье именно дыхание вдыхали они.

— Тебе лучше уйти.

Голос его был хриплым.

— Наверное, — шепнула она без всякой уверенности.

Потом запустила тонкие пальцы в копну его шелковистых волос и притянула его губы к своим.

Второй поцелуй был менее отчаянным, но не менее возбуждающим, пока они не застонали, не задохнулись снова.

Когда их губы разомкнулись, Люк подхватил ее на руки и пронес через кухонную дверь, вниз по коридору к лестнице. Здесь он опустил Сьюзен на землю и поцеловал еще раз.

— Я выключу свет, запру двери и сразу поднимусь, — сказал он.

У Сьюзен перехватило горло, помешав что-либо произнести в ответ. Она кивнула и начала, не оглядываясь, подниматься по ступенькам, хотя и чувствовала жар его взгляда, которым он провожал каждый ее шаг.

Наверху она глубоко, успокаивающе вдохнула и прошла к гостевой спальне взглянуть на Тами и Пейдж. Крошечные девчушки делили огромную кровать с целой горой мягких игрушек. Они казались настоящим сокровищем, и у нее снова захватило дух.

Ей так нужен был ребенок, собственный ребенок, что сердце ее болезненно разрывалось от тоски и желания. Внезапно она подумала, что ни она, ни Люк не предохранялись прошлой ночью. Она может уже носить его ребенка.

Ее рука непроизвольно скользнула к животу, ей вспомнился намек Каролин, что Люк женился на ней только для того, чтобы иметь наследников. Даже если это и так, вряд ли его страсть была бы такой яростной, такой неистовой, если бы он хоть немного не любил ее.

Ей не хотелось размышлять, был ли он так же страстен с другой женщиной. И о Лори Паджент она тоже не хотела думать. Но сомнения все же пришли.

Может ли быть, что и Люк, и Шейн оба были безумно влюблены в Лори? Не она ли была причиной их неистового соперничества во всем? Причиной, заставившей Шейна шантажом вынудить Сьюзен выйти за него замуж и демонстрировать свое превосходство перед Люком при каждом удобном случае?

Ранчо и земля были только частью причины, но она всегда думала, что здесь дело не только в этом. Если послушать Каролин, многое становится понятным.

К несчастью, это также заставило ее осознать, как тяжело было Люку решиться на женитьбу на ней. Сможет ли он хоть когда-нибудь простить ее? Она могла теперь лучше понять его обиду и гнев, но не представляла, как победить их, справиться с ними.

Может ли быть, что он до сих пор безнадежно любит Лори? Сьюзен помрачнела, не в силах вынести таких мыслей.

Может, люди над ним сегодня просто насмехались? Может, именно это вызвало ту страсть, которую они только что разделяли?

Несмотря на то что произошло в прошлом, им все же надо беспокоиться о будущем. Она искренне надеялась, Каролин просто со зла говорила, что люди судачат, как это Люк согласился на объедки Шейна. Какие жестокие слова! Разве могут быть такими безжалостными его друзья и соседи?

Она никогда не любила Шейна. Люк может и не верить этому, но это все равно останется истиной. Может, и Лори рассказывала ему подобную историю? Очевидно, он не поверил ей или был слишком оскорблен ее романом с Шейном, чтобы простить.

А теперь она сама сделала то же самое, не отдавая себе в этом отчет, не зная этого. Она встречалась с Люком, вышла замуж за Шейна, и теперь вышла уже за Люка. В какой жуткий кошмар они превратили свои жизни!

Это ее дело — исправить прошлые ошибки. И единственный путь, который она могла для этого придумать, — это рассказать Люку всю, без утайки, правду и признаться в любви к нему. Сьюзен сомневалась, что ей хватит смелости, но чтобы Люк был счастлив, она должна, обязана найти в себе силы.

Сьюзен вошла в спальню и немного удивилась, увидев, что постель уже разобрана. До того, как уйти на праздник, она навела порядок, но не успела застелить свежие простыни. Теперь же постельное белье явно сменили.

Краска глубокого смущения покрыла ее щеки. Должно быть, Роза выбрала время и поднялась проверить спальню. Хотя это и входило в обязанности домоправительницы — наводить порядок и чистоту, — но Сьюзен показалось крайне неудобным заставлять кого-то менять их смятые простыни. Это представлялось Сьюзен настолько сугубо личным делом, что она решила предупредить Розу, что в дальнейшем сама будет заботиться об их супружеской спальне.