— Что это значит — занят? — прокричал один из них в рацию.

Ответа я не слышал, он поступил парню прямо в ухо.

— Вытащите ее оттуда! — крикнул он и обернулся к другим. — В телефонной будке застряла какая-то баба, звонит.

«Просто смешно все это».

Так, видно, считал и Ларри Портер. Он громко хохотал.

— Все, наладилось, — сказал Лука, и в этот же момент дверцы стойл распахнулись, и началась атака кавалерии.

— Вот так сюрприз, — пробормотал я.

Я наблюдал за скачками на одном из больших телевизионных экранов. Как это обычно бывает на Уокингеме, тридцать участников разделились на две группы, шли они близко к ограждениям по обе стороны дорожки — традиционный ночной кошмар комментатора.

Мечта любителей гандикапа не сбылась, к финишу лошади шли если не плотной кучей, но довольно близко друг к другу, причем у тех, кто бежал ближе к ограждению, было небольшое преимущество.

— Первым пришел номер четвертый, — объявил комментатор. — Вторым — одиннадцатый. Третьим — номер двадцать шесть. Четвертой стала лошадь под номером два.

Так, значит, Бёртон Бэнк под номером два финишировал четвертым. А ведь он был явным фаворитом, начальные ставки были пять к одному, так что некоторые из тех букмекеров, которые пользовались наушниками, должны были бы понизить это соотношение. В четверг на скачках на Золотой кубок примерно такая же история произошла с Брентом Крудом, который считался фаворитом, и тогда тоже отключился Интернет. И я подумал, что сегодня главным намерением ребят из крупных компаний было сбить соотношение расценок на фаворита. Но ничем хорошим это для них не кончилось.

Расценки на победителя вернулись к изначальным — пятнадцать к одному. В этом не было ничего подозрительного. Стартовая цена на победителя в забеге Уокингем обычно составляла двадцать к одному, даже выше.

— Ну и что сие означает? — спросил я Луку.

— Не знаю, — буркнул он. — Вроде бы ничего особенного.

— Нет, — кивнул я. — Но смотреть на все это было занятно.

— Откуда понабежали все эти громилы? — спросил он. — Должно быть, прятались где-то на трибунах.

— На мой взгляд, они перестарались, — заметил я.

— Должно быть, прошлый раз потеряли целую кучу денег.

— Да и на этот раз тоже не слишком преуспели, — с усмешкой сказал я. — И им это сильно не понравилось. — И я расхохотался.

— Ну и поделом им, — сказал Лука и, глядя на меня, тоже засмеялся.

«Да уж, действительно, поделом», — подумал я. «Киты» никогда не испытывали сострадания к независимым букмекерам, пытались задушить нас на корню, а потому особого сочувствия с нашей стороны ждать им не следовало. Если уж быть до конца честным, нам страшно все это понравилось.

— Участники забега приглашаются к взвешиванию, — объявил диктор.

Первой в очереди за получением выплат оказалась роскошная молодая женщина в черно-белом наряде.

— Поздравляю, — весело сказал я и протянул ей пятьдесят фунтов — вместо тех десяти, что она поставила на номер одиннадцать.

— Спасибо, — ответила она и снова слегка покраснела. — Мой первый выигрыш за день.

— Может, используете его, чтоб сделать новую ставку? — спросил я.

— О, нет, — она изобразила испуг. — Мой друг говорит, что выигрыш — это святое, его надо хранить.

— Мудрый совет, — пробормотал я сквозь зубы.

«Черт бы побрал этого друга!»

Последние два субботних забега на Королевских скачках в Аскоте уже не отличались таким накалом страстей. Последний забег дня на приз Королевы Александры являлся в Соединенном Королевстве самым длинным, свыше двух с половиной миль, и зачастую в нем участвовали лошади, натренированные на скачки с препятствиями. После возбуждения, царившего во время спринтерских забегов на Золотой Юбилей и Уокингем, более умеренные скорости на длинной дистанции меня почему-то всегда разочаровывали, казались недостойным завершением скачек.

Да и ставки поступали не слишком активно, многие игроки разошлись, одни спешили уехать, чтобы не попасть в пробки, другие отправились пить чай или напоследок глотнуть шампанского в баре. И наше помещение не то чтобы совсем опустело, просто теперь большую часть посетителей составляли все те же парни в наушниках и с рациями. Они бесцельно бродили по залу в ожидании, что что-то снова произойдет.

Но не произошло.

День близился к концу. Королева отправилась домой в Виндзорский замок, следующих скачек в Аскоте предстояло ждать целый год.

Возможно, на следующий год я сюда уже не вернусь. Хотя как знать…

Большую часть воскресенья я провел с Софи.

День выдался чудесный, теплый и солнечный, и мы пошли погулять в сад. За последние пять-шесть недель наступило заметное улучшение, и я надеялся, что скоро она сможет вернуться домой.

— Еще пара недель, — сказал мне сегодня врач.

Они всегда так говорят: «еще пара недель». Словно боятся принять решение отправить ее домой на тот случай, если вдруг наступит ухудшение, и тогда вину за преждевременную выписку свалят на них.

Мы обошли небольшой пруд, над ним нависали ветви раскидистого старого дуба. В больницу для умалишенных переоборудовали красивый частный особняк, конфискованный властями за неуплату налогов по наследству. Здание сильно изменилось, от прежнего величия не осталось и следа, а вот сад сохранил былое великолепие, хотя большие цветочные клумбы уже давно превратились в лужайки, которые было легче приводить в порядок с помощью газонокосилки. Считалось, что величие и спокойствие этого сада идут пациентам только на пользу, а высокой изгороди с проволокой под током почти не было видно, ее заслоняли деревья. К тому же изгородь вселяла в местных обитателей ощущение безопасности, и в то же время пациенты не чувствовали себя заключенными.

— Ну как, удачная неделя выдалась в Аскоте? — спросила Софи, когда мы уселись на скамью у пруда.

— Да, — кивнул я. — Вполне даже удачная.

Я до сих пор так и не рассказал ей о событиях вторника и, наверное, никогда не расскажу.

— Вчера было особенно весело, — начал я. — Кто-то умудрился вырубить сразу и Интернет, и мобильные телефоны. Крупные компании понесли огромные потери.

— Неудивительно, — заметила она, улыбаясь каким-то собственным мыслям. Софи знала о букмекерстве все. Находилась рядом с дедом и мной в качестве помощника на протяжении всего нашего знакомства, ухаживаний и позже, уже после женитьбы.

Когда Софи улыбалась, на сердце у меня теплело.

Я взял ее за руку.

— О, Нед, — вздохнула она. — Ненавижу такое существование. Ненавижу быть здесь. Все остальные пациенты полные придурки, я совершенно не вписываюсь в эту компанию. — Глаза ее наполнились слезами. — Когда можно вернуться домой?