Задержавшись на несколько дней у Алеппо, ворота которого были по-прежнему закрыты, Саладин повел свое войско дальше, пока кровь его не остыла. Они потратили день пути, чтобы дойти до Бузаа, который взяли приступом; на следующий день пал Манбидж. Затем войско направилось на запад к сильно укрепленной крепости Аазас (Хазерт), осада которой продолжалась 38 дней, привела к тяжелым потерям и едва не стоила Саладину жизни. Осада началась 15 мая, а 22 мая Саладин отдыхал в шатре одного из своих командиров, когда неожиданно внутрь ворвался фанатик и ударил его ножом в голову. Под тарбушем султан носил кольчужную шапку, и это спасло его; он схватил за руки убийцу, но не мог помешать ему, поскольку продолжал сидеть, нанести удар в горло. Кинжал скользнул по воротнику его стеганой куртки и не задел шеи. Все произошло в какие-то доли секунды. Нападавший был убит охраной, и, падая, он продолжал сжимать в руке кинжал. Появился еще один головорез и тоже был убит; затем объявился третий, но охрана уже была начеку. Саладин вскочил на коня и в панике помчался в ставку, с трудом веря, что остался жив. Неожиданные нападения тайных убийц вызвали у него неподдельный ужас, который он ни разу не испытывал на поле битвы. Попытки покушения, которые предприняли ассасины Старца Горы, привели его в замешательство. В результате расследования выяснилось, что трое наемных убийц были зачислены в личную охрану султана. Саладин намеревался сменить ее. Он внимательно всматривался в ряды воинов, стараясь обнаружить подозрительные лица. Но эмиссары Синана могли принять любое обличье и обойти все меры предосторожности. Было бесполезно обеспечивать безопасность султана, не ликвидировав или не задобрив прежде предводителя ассасинов.

Убежденный, что за всеми этими покушениями стоит визирь Гумуштигин, Саладин усилил натиск на Аазас, и наконец 21 июня крепость сдалась. Тогда он поспешил в Алеппо, чтобы расправиться с заговорщиком, и 25-го числа начал третью осаду Серой крепости. Ему по-прежнему оказывали отчаянное сопротивление, но, опасаясь смерти от голода, гарнизон согласился на переговоры. Окончательное соглашение между молодым правителем Алеппо, его союзниками правителями Артукидами из Хасанкейфа и Мардина и Саладином было достигнуто 29 июля. Саладин был признан сувереном над всеми завоеванными им владениями, и четыре подписанта произнесли торжественную присягу в нерушимом союзе.

Когда договор был заключен, к Саладину подошла маленькая девочка, сестра ас-Салиха. Он принял ее с честью и спросил ее: «Какое твое желание?» – «Крепость Аазас», – ответила она. И Саладин отдал крепость ее прежним владельцам, одарил принцессу подарками и сопроводил ее к воротам Алеппо во главе своего ближайшего окружения. Великий констебль Хамфри (Онфруа) из Торона имел повод гордиться своим рыцарем.

Шесть лет царил мир между Саладином и домом Занги. Ас-Салих остался в Алеппо, наслаждаясь безмятежной жизнью, пользуясь выделенной ему частью отцовского наследия. Атабек Мосула не хотел повторения катастроф при Хаме и Талль ас-Султане. Летом 1175 г. Саладину удалось заключить перемирие с королем Иерусалима с помощью богатых даров и при посредничестве Хамфри (Онфруа) II из Торона, с которым он, вероятно, поддерживал дружеские отношения, которым было положено начало во времена пребывания в рядах рыцарей. Целью этого перемирия было обеспечить безопасность своего тыла, пока у него были дела на севере. Договоры с воинами Креста, однако, были хуже чем бесполезными, пока в христианстве господствовала доктрина, что никакого соглашения с «неверными» не может быть. Едва крестоносцы заключали дружественный договор, как начинали грабить прекрасную долину Литани (Эль-Литани), сжигали зерновые на корню, предавали огню деревни, после чего триумфально возвращались с обозами, нагруженными добычей, гоня перед собой огромные стада захваченных в набеге овец и крупного рогатого скота.

Однако набеги франков не могли иметь серьезных последствий или привести к потере территорий. Саладин, казалось, совсем не обращал на них внимания. Была еще одна сила, независимая от франков и Зенгидов, с которой приходилось считаться. Нельзя было позволить шейху ассасинов покушаться на жизнь султана. Поэтому Саладин решился вторгнуться в его владения и выкорчевать всю организацию ассасинов. Как только он заключил мирный договор с Алеппо и вернул египетские войска домой для их укрепления новыми формированиями, султан отправился в поход с остатком своего войска к скалистым перевалам горного массива Суммак, или, иначе говоря, горного хребта Ансария (Эн-Нусайрия), где у фанатиков были свои крепости. Он вступил в пределы этой мрачной области в августе и в этом же месяце покинул ее. Но Старец остался правителем своей Горы, и ассасинов покорить не удалось. Описания того, что произошло на самом деле, самые различные. Все согласны в том, что Саладин опустошил большую часть области, контролировавшейся ассасинами, и что он осадил Масьяф, самую главную среди девяти крепостей исмаилитов, напоминавшую собой орлиное гнездо. Расположенная на труднодоступной вершине, крепость контролировала пустынное ущелье. Можно твердо сказать, что никакие осадные машины и никакие штурмовые отряды не представляли ни малейшей угрозы для этой скальной крепости. Расхождения во мнениях начинаются, когда пытаются объяснить причину его внезапного отступления. Мусульманские историки, естественно, предвзято освещают это событие и утверждают, что Синан добился мира при посредничестве дяди Саладина. Но все их утверждения о проявленном Старцем смирении и покорности опровергаются его угрозами вырезать все семейство Айюбидов в случае отказа. Однако то, что события развивались подобным образом, наиболее вероятно.

Когда Саладин осадил Масьяф, Синан был в другом месте, и призыв султана сдаться настиг его в небольшой деревне близ Кадмуса. Он ответил гонцу, что должен лично встретиться с Саладином. Поскольку Синан не мог пройти в Масьяф, находившийся в осаде, он вместе с двумя спутниками поднялся на вершину соседней горы, откуда наблюдал за разворачивавшимися событиями и ждал ответа на свое предложение. Саладин, поверив, что его смертельный враг находится в его власти, послал воинов захватить его. Однако как воины, так и мирные посланцы были удержаны некоей силой, которая парализовала их члены. Такова была волшебная сила святого Старца, в котором, как верили его последователи, воплотился Божественный Разум. Полные благочестивого ужаса рассказы посланцев, пораженных увиденным, еще больше усилили страхи Саладина. Он вспомнил о двух предыдущих покушениях на свою жизнь и глубоко задумался о том, имеется ли какая-нибудь защита для человека против сверхъестественных способностей этого то ли дьявола, то ли святого. Вокруг шатра Саладина посыпали мел и золу, чтобы могли проявиться следы тайного гостя; охрана была с факелами, ночью ее часто меняли. Но необъяснимое чувство ужаса продолжало владеть им, и сон Саладина был беспокойным. Однажды ночью стража на стенах Масьяфа увидела, как с вершины той горы, где сидел господин, по склону медленно скатилась яркая искра, подобная светляку, и бесследно исчезла посреди лагеря сарацин. Как раз в этот миг Саладин пробудился от тяжелого давящего сна и заметил, что светильники в шатре кто-то переставил на новое место, а рядом со своим ложем он обнаружил несколько еще горячих ячменных лепешек, похожих на те, что пекут ассасины. Сверху к ним был приколот отравленным кинжалом листок бумаги со стихами. Смысл их был таков: «Сиятельный властелин! То, чем ты владеешь, ты потеряешь, и, несмотря ни на что, победа будет за нами. Мы ставим тебя в известность, что ты в нашей власти, и мы позволяем тебе жить, пока ты не заплатишь по счету».