— Алло? — сказала она с нарочитой непринужденностью.

— Привет, это я. — Голос был нервным и напряженным, Джозеф в последнее время всегда так разговаривал по телефону.

— Привет. — Ким подождала продолжения, но пауза затянулась. — Как там в Уимерли?

— Все нормально. Только у нас с Тари сегодня маленькая неприятность.

Ким вскочила.

— Что? — По спине побежали мурашки, перехватило горло. Трубка чуть не выскользнула из мгновенно вспотевшей ладони.

— Ей попали камнем по голове.

— По голове?! Вы были в больнице?

— Да, все в порядке. Там сказали, ничего страшного. Но теперь у нее температура. Мы доехали до Потрошира, хотели вернуться в Сент-Джонс…

— Высокая?

— Что?

— Температура.

— Тридцать девять и три.

— Господи, Джо, это же очень много! У вас таблетки с собой есть?

— Нет таблеток. Я только в Потрошире заметил, что у нее жар и глаза блестят, а в машине таблеток нет. И аптеки вокруг ни одной. Мы тут на всякий случай вернулись в этот…

— А в больнице вам что, никаких лекарств не дали? — спросила Ким.

— Нет, она себя нормально чувствовала.

— Возьми кастрюлю с холодной водой, намочи полотенце и положи ей на лоб…

— Да все я уже сделал. И врачу позвонил. Вообще, это все на глазах у доктора произошло. Он чуть не переехал этого парня, который бросил камень.

— Парня? Какого парня?

— Который бросил камень.

— Парня? — Она спустила ноги с кровати. — Взрослого?

— Нет. — Слышно было, что Джозеф злится. — Подростка.

— Почему он бросил в нее камень? Случайно?

— Откуда я знаю. — В трубке замолчали, и Ким услышала, как Джозеф говорит в сторону: «Это мама». Донеся голос Тари: «Можно, я с ней поговорю?»

— Тари! — позвала Ким.

— Привет, мамулечка. — Голосок был слабенький и слегка дрожал.

— Привет, заинька. Как ты себя чувствуешь?

— 3-з-замерзла…

— Хочешь, я приеду? Я прямо сейчас. Прямо сейчас!

— Не, мам, не надо. На улице ливень такой. Ты можешь в аварию попасть.

У Ким от страха пересохло во рту, прошиб озноб. Тем не менее, она улыбнулась — Тари так трогательно заботилась о ее безопасности.

— Если у тебя температура не упадет, я точно приеду. Поняла? Наплевать мне на дождь.

— Ладно, мам. Пока. Я тебя люблю.

— И я тебя.

В трубке затрещало. Там снова был Джозеф:

— Врач сказал, привезет детский анальгин.

— Если температура быстро не упадет, — строго сказала Ким и натянула на себя одеяло, — немедленно вези в больницу. У нее может быть сотрясение, это очень опасно.

— Да знаю. Через полчаса перезвоню.

— Отнесись к этому серьезно, Джо. И найди полотенце.

— Есть у меня полотенце. Я уже тут… все, что можно…

— Температура должна упасть, иначе начнутся необратимые изменения. Тридцать девять и три — это очень много.

— Ладно. — Голос звучал уже не так уверенно. — Ладно. Я перезвоню.

— Ты сам-то как?

— Никак.

Раздались короткие гудки.

— Джо!

Трубка все-таки выскользнула из потной ладони. Ким озабоченно прикусила нижнюю губу. Вспыхнуло раздражение. Чем они там занимались? Как он мог допустить, чтобы в Тари кинули камень? И вообще, с какой стати швырять камнями в маленькую девочку? «Что это за ублюдок был?» — пробормотала она, не попадая трубкой на аппарат. Ким никак не могла взять себя в руки. Откинула одеяло. Мокрое от пота тело тут же обдало холодом. Сунула руки в рукава халата, завязала пояс и поджала колени, чтобы согреться.

За окном был дождь, капли стучали по крыше. Ким понятия не имела, что предпринять. Вот тебе и повод приехать в Уимерли. У Тари, ее малышки, ее единственной малышки, опасная температура. Жгучий стыд охватил ее. Это она, она во всем виновата.

В дверь постучали. Джозеф сбежал по лестнице и распахнул входную дверь. Доктор Томпсон осторожно переступил порог: эти чертовы колени все не унимались. С желтого плаща капало. За окном лил дождь. Было слышно, как волны с грохотом разбиваются о берег. А может, это ветер шумел в ветвях елей.

— Спасибо доктор, что приехали. — От двери тянуло холодом, и Джозеф поежился. С тех пор, как он лез на пристань, ему так и не удалось согреться. От пережитого ужаса и долгого пребывания в ледяной воде Джозефа бил озноб. Перед глазами стояли утопленники, их мертвые пальцы тянулись к ногам, мертвые глаза неотрывно следили за его погружением. Там, под водой, совсем другой мир. На суше, в доме с окнами и стенами, Джозеф чувствовал себя в безопасности. Если бы только не дождь. Казалось, на крышу обрушился океан. Чего еще надо? По чью душу явился?

— Да ну что вы, — сонно пробормотал Томпсон. Он откинул капюшон и стряхнул с черного чемоданчика воду.

— Давайте я повешу. — Джозеф принял у доктора плащ. Вид у Томпсона был усталый, под глазами залегли темные круги, двигался он вяло и неуверенно.

— Благодарю. — Доктор закашлялся. — Больная наверху?

— Да, проходите. — Джозеф аккуратно повесил плащ на крючок рядом с дверью. — Я положил ей на лоб мокрое полотенце.

— Прекрасно.

На лестнице Джозеф опередил доктора, тот еле карабкался.

— Ноги стали ни к черту. Хорошо вам на здоровых бегать.

Джозеф почтительно оглядел ноги доктора и провел его в комнату Тари. На столике у кровати горела лампа под розовым абажуром.

Девочка лежала с закрытыми глазами.

— Еще ведь не Рождество, — пробормотала она, словно поздоровалась с доктором.

Томпсон, от которого пахло чесноком и вином, удивленно поднял мохнатые брови и шагнул в комнату. Возле кровати в оцинкованном тазике с водой плавало синее полотенце. Доктор поставил чемоданчик на пол, открыл его и вздохнул.

Тари снова забормотала:

— Я и подарок еще не приготовила.

— Подарок? — Томпсон крякнув присел на кровать. — Проклятые колени. Чтоб вам!.. — Доктор повернулся к девочке и заговорил совсем другим тоном. — Привет, Тари. — Порылся в чемоданчике. — Меня зовут доктор Томпсон. Сейчас будем с тобой температуру мерить, ладно?

— Это же для индюшки, — не открывая глаз, пролепетала Тари.

Доктор хмыкнул:

— Так ты у нас индюшка и есть. Жареная. Температура у тебя как раз подходящая. Может, откроешь глазки? — Томпсон встряхнул градусник и попытался разглядеть деления. — Ни черта не вижу. — Джозеф взял градусник и, убедившись, что столбик ртути застыл ниже отметки «тридцать пять и пять», вернул доктору.