Увы, задумка распорядителя не удалась, потому что Милтон еще трижды набирал выигрышные очки за счет хитроумно сплетенной сети из ставок. Сейчас он поднялся на двадцать одну тысячу. До тех пор, пока хотя бы один из кубиков не скатится с фетра, их запрещено менять, и на данный момент у распорядителя оставался очень скудный набор ходов. Он просто стоял и смотрел, как Милтон продолжает состригать зелень.

Милтон поставил пять сотен на тройку, и вокруг стола воцарилась ошеломленная тишина. Когда это редкое сочетание из единицы и двойки действительно выпало, оно принесло ему выигрыш пятнадцать к одному, превратив пятьсот долларов в семь с половиной тысяч. Теперь Милтон был впереди на тридцать пять штук.

Распорядителя пробил пот, он решил прибегнуть к последнему средству и едва заметно кивнул головой одному из подставных игроков, приписанному к этому столику. Тот немедленно поставил на семерку, другими словами, против Милтона, поскольку теперь метатель проигрывал не только при выпадении любого очка типа крэпс,[2]но и семерки. В мире азартных игр существует поверье, что ставка против удачливого игрока генерирует дурную карму, высасывает энергию из игрового стола и заставляет везунчика сойти с дистанции. Зрители тут же неодобрительно стали ворчать в адрес подставного, какой-то мужчина даже пихнул его плечом, однако в дело немедленно встрял один из охранников и притушил этот мини-бунт.

Милтон и глазом не моргнул при явно недружественной попытке казино сбить его с курса. На глазах изумленной толпы он хладнокровно положил горку фишек на штуку баксов в поле с «вагончиками», то есть двумя шестерками. Вместе со «змеиными глазками», или двойкой, это было самое агрессивное из сочетаний, которые только возможны за столом в крэпс — ибо подобная ставка приносила тридцать к одному. Впрочем, коль скоро ее разрешалось делать лишь один раз, Милтон гарантированно терял почти все деньги, если его следующий ход не принесет обе шестерки. Иными словами, штука баксов на «вагончике» выглядела сущим безумием.

Воцарилась абсолютная тишина. У края столешницы не было и квадратного дюйма свободного места, а зеваки толпились в шесть рядов за спинами игроков, жаждая увидеть происходящее. Ничто не проносится по казино быстрее, чем слух о метателе в крэпс, который попал в колею удачи.

Милтон бросил взгляд на распорядителя и сказал:

— Вы как, чувствуете себя везунчиком? Таким, как я?

Прежде чем ошарашенный мужчина смог ответить, Милтон кинул кубики. Они покатились по фетру, ловко оставив в стороне башенки из фишек, и наконец отскочили от дальнего борта.

Секунда напряженной тишины — и всеобщий вопль, слышный и за стенами казино, сотряс воздух. Кубики остановились шестерками вверх. Милтон Фарб только что выиграл тридцать штук баксов, практически удвоив ставку до шестидесяти пяти тысяч. Какой-то мужчина по соседству ликующе гикнул и от души хлопнул его по спине, но слова, слетевшие из уст Милтона в следующую секунду, заставили одобрительные возгласы перерасти в стон разочарования.

— Я выхожу из игры, — сказал он, обернувшись к крупье.

Море лиц вокруг стола скорее подошло бы к похоронам или месту падения пассажирского самолета.

— Давай катай! — взвизгнул какой-то мужчина. — Раз попал в колею, катай до конца!

— Да тут хватит на колледж для моих детей! — крикнул кто-то еще.

Мил тон сообщил:

— Я скорее умен, чем удачлив. Знаю, когда остановиться.

Такого рода правда, изреченная в игорном доме, всегда бывает не к месту.

— Ах ты, сука! — взревел какой-то здоровяк, протискиваясь к Милтону и придавливая его плечо мясистой лапой. — Будешь стоять здесь и катать свои кубики до конца! Ты меня понял, панк вонючий? Да я тут всю ночь бабки терял, пока ты не заявился. Катай, говорю! Ты по…

— Он понял, понял, — произнес новый голос, и куда более могучая рука легла на плечо недовольного.

— Эй! Какого хрена! — Мужчина развернулся со вскинутыми кулаками и замер, уставившись в лицо человека-горы по имени Рубен Родос, который успел уже схватить со стола лопатку для сгребания фишек.

Рубен промолвил:

— Парень закончил игру, так что советую не мешать ему обналичиться — пока я не запихал вот эту штуку в твою жирную жопу.

Позднее, сидя в баре за выпивкой, Рубен всерьез отчитал Милтона.

— Черт знает что! Сначала блэкджек, потом крэпс… Милтон, я велел тебе слиться с толпой, а не торчать из нее. Ты сильно осложняешь нам задачу, строя из себя акулу игорного мира.

Милтон понуро свесил голову.

— Извини, Рубен, ты прав. Наверное, меня просто занесло. Больше не повторится, обещаю.

— Кстати, ты как вообще собирался обналичиться, не раскрыв себя? Ведь при крупном выигрыше в казино надо заполнять бумажки, указывать имя, адрес, номер соцстрахования… Ты хочешь своими руками дать Бэггеру информацию?

— Рубен, конечно же, я читал про это требование, но собирался использовать фальшивое удостоверение личности. Неужели они могут разбираться в таких делах?

— Да? А если они его пробьют по какой-нибудь базе данных?

— По удостоверению я подданный Великобритании. Власти США не имеют права облагать меня налогом. И я очень сомневаюсь, что казино подключено хоть к какой-нибудь английской базе данных.

Заметно смягчившись, Рубен затем пересказал Милтону, что узнал от Анжи.

— Стало быть, если нам удастся повесить эти преступления на Бэггера, Сьюзен выйдет из-под удара, — кивнул Милтон.

— Легко сказать «повесить»… Тип вроде Бэггера знает, как заметать следы.

— Может, самое время начать их восстанавливать?

— Каким образом?

— Помнишь, Оливер рассказывал нам про некоего Энтони Уоллеса? Бэггер его вычислил и едва не убил в Португалии. Вот и спрашивается: каким же образом он на него вышел?

— Без понятия.

— Сейчас уже довольно поздно, но ты все равно позвони Оливеру и Сьюзен. Пусть она даст тебе всю информацию на Уоллеса. Где он находился, чем занимался… такого рода детали.

Рубен переговорил по телефону, затем повернулся к другу.

— Оливер ее разбудил и задал все эти вопросы. Уоллес жил в гостинице ровно напротив казино «Помпеи». Под вымышленным именем — Робби Томас из Мичигана. Пять футов восемь дюймов, худощавый, темноволосый, смазливый. Его номер выходил на окно офиса Бэггера.

— Вот этого-то я и ждал.

Милтон поднялся.