Томас поискал глазами жену и испытал смешанное чувство вины и облегчения, когда не смог ее обнаружить. Он глянул на часы и решил отнести фрукты в машину, а потом сходить в «Нью-Стенли» выпить «Таскера»[19]. От солнца болели глаза, и он стал искать очки. Еще один прекрасный день с голубым небом и карикатурными облаками. Парень на стоянке, которого он нанял присматривать за машиной, сидел на крыле «эскорта». Мальчишки организовали свое плутоватое дело по принципу рэкета: дай им несколько шиллингов, и они будут охранять твою машину — сигнал для воров (то есть для других воров) держаться подальше. Откажи — и они будут стоять у твоей машины, всем своим видом показывая ее доступность.

Он дал мальчишке банкноту в десять шиллингов еще за час. Если подумать, дешевле, чем парковочный счетчик.

В торговом автомате у выхода из рынка Томас купил газету и глянул на заголовок: «ЧЛЕНУ ПАРЛАМЕНТА СКАЗАЛИ: НА ДЕБАТЫ ПРИХОДИТЬ В БРЮКАХ». Он выпьет только одну порцию, задержится не больше чем на пятнадцать минут, а потом на обратном пути купит Регине фунт кешью. Они вместе поедут на «эскорте» домой проводить остаток выходных.

Томас не хотел верить, что Кения — опасная страна, отказывался принимать эту установку на подготовительных курсах, где основной упор делался на способах выживания, будто они с Региной были солдатами, участвующими в партизанской войне. Они и были солдатами, участвующими в этой особой войне, порожденной бедностью, а не политикой. Между богатыми и бедными в этой стране существовала такая огромная разница, что иногда людей зарубали до смерти тесаками из-за денег. Полицейские в серой одежде с мачете несли стражу на въезде к европейским домам. Туристов так часто грабили на улицах и в автобусах, что шутка о взносах в валовую внутреннюю продукцию уже устаревала. Коррупция охватила все правительство, расцвела на самом верху. Тогда Томас не верил в это, но теперь поверил. Его грабили уже семь раз, причем дважды в его же машине. Однажды из дома вынесли все, даже шторы и телефонный шнур. Регина убивалась по маридадской скатерти и кисийским[20]каменным скульптурам, а он был в панике из-за своих стихов, пока не понял, что помнит каждый из них.

Никогда не носите рюкзак, говорили им на подготовительных курсах. Никогда не останавливайтесь на перекрестке, изучая карту (это сразу показывает, что вы турист). Никогда не носите драгоценностей или бросающихся в глаза солнцезащитных очков. Старайтесь выглядеть как можно беднее. Томасу это было нетрудно: он носил одни и те же шорты цвета хаки и белую рубашку каждый день, кроме вторников, когда приходила Мама Кариуки и стирала в ванной. А если у вас все-таки украли бумажник или сумочку, ни в коем случае не кричите «Стой, стой!», потому что кенийцы обычно преследуют подозреваемого и когда удается поймать его, стараются забить несчастного до смерти. Томас уже не раз беспомощно наблюдал эту ужасающую попытку казни на глазах у пассивной в большинстве случаев публики.

Он сел за столик в «Колючем дереве», открытом кафе отеля «Нью-Стенли», и заказал «Таскер». Раскрыв газету, глянул в нее еще раз. «ПО СЕВЕРНОЙ ПРОВИНЦИИ ПРОНЕСЛАСЬ МАЛЯРИЯ». «ЛЕВ ИСКАЛЕЧИЛ РУКОВОДИТЕЛЯ ЭКСПЕДИЦИИ». Его взгляд остановился на статье о земельных спорах. Он заметил слово «брат» в отрывке о бизнесмене из народа луо, убитом собственным братом, и вспомнил своего брата Рича, который должен был приехать через месяц. Они собирались вместе отправиться на сафари в Нгоро-Нгоро и Серенгети[21]. Томас обещал свозить его на побережье, где можно купить самую сильную травку, которую он когда-либо курил. В Малинди22[22]даже женщины жевали мираа — веточку, в которой содержится что- то вроде натурального амфетамина. Но он не станет рассказывать Ричу про бханги и мираа или о проститутках, дешевых и красивых, но зараженных опасными болезнями.

Стол накрыла какая-то тень. Томас принял ее за облако, но, взглянув вверх, увидел нависшего над ним мужчину, который улыбался и ждал, когда его заметят.

— А, мистер Томас. Куда это вы пропали?

Томас поднялся.

— Нет, Ндегва, это вы куда-то пропали, а теперь вот нашлись.

Ндегва, его преподаватель и сверстник, хохотнул. Попытки Томаса копировать африканский говор всегда забавляли Ндегву, даже поначалу, когда Томас слушал курс поэзии в Университете Найроби, где был единственным белым студентом в аудитории, полной молодых африканцев и азиатов. Про себя Томас считал качество их произведений невысоким, хотя первым признал бы свою неспособность критиковать искусство, созданное другой культурой. Если бы спросили у других студентов, они, несомненно, сказали бы, что в произведениях Томаса недостаточно самоконтроля, что в них нет политического содержания. Ндегва, однако, так не считал. Более того, он благосклонно относился к Томасу, что было замечательным примером литературной объективности, особенно если учесть марксистские взгляды Ндегвы.

Томас пожал руку массивному кикуйю, при этом грузное тело Ндегвы в облегающем сером костюме мгновенно подалось вперед. Его иссиня-черная кожа казалась покрытой пылью, но это была совсем не пыль, а как бы цвет, наложенный на другой цвет. Ндегва был мужчиной с широкими плечами и большим животом: он казался скроенным из ткани скорее политика или финансиста, нежели поэта.

— Вы знаете, что говорят про «Таскер»? — спросил Ндегва.

Томас улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Садитесь, мой друг, и я поделюсь с вами своей историей о пиве «Таскер».

Томас сел, и Ндегва заговорщически нагнулся к нему.

— Вот вы находитесь в нашей стране первый день, берете «Таскер», заглядываете в него и видите червя. Вы с отвращением выливаете пиво на улицу.

Томас улыбнулся, зная, что последует какая-то шутка. У Ндегвы были тяжелые веки, он был чувственным, в рубашке из толстого, грубого хлопка, который Томас часто видел в этой стране.

— Вы находитесь в нашей стране уже месяц, заглядываете в «Таскер» и видите там червя. Вы говорите: «У меня в пиве червь». Потом спокойно достаете его оттуда, выбрасываете на улицу и пьете свое пиво.

Ндегва уже посмеивался, обнажая розоватые зубы. Вокруг них пили немецкие и американские туристы, и уровень децибел повышался по мере приближения полудня. Томас увидел Нормана, знакомого журналиста из лондонской газеты.

— Но вот прошел год, мой друг, вы смотрите в свой «Таскер», видите там червя и говорите: «Уменя в пиве червь». И достаете червя и съедаете его — поскольку это источник белков. А потом вы пьете пиво и ничего не выбрасываете на улицу.

Ндегва громко засмеялся своей шутке. Томас изобразил, как он заглядывает в свое пиво, отчего Ндегва засмеялся еще сильнее.