Тот, что охранял нижний холл роскошного двухэтажного строения, лежал прямо посередине этого самого холла. В голове охранника зияла черная дыра от проникающего пулевого ранения. Значит, как только генерал вышел сегодня во двор, в доме кто-то выстрелил из оружия с глушителем. Ну, конечно же. Хозяин особняка увидал того, кто, скорее всего, стрелял. На диване спокойно восседал Сергей Лопатин по кличке Кнут и держал в руке пистолет с навинченным на ствол устройством для бесшумной стрельбы, называемым в народе просто глушителем.

Второй охранник, на которого возлагалась ответственность за контроль над задним выходом из дома, ведущим в яблоневый сад, тоже лежал на полу. Этому, как видно, просто свернули шею. Голова трупа была неестественно повернута вправо, а из открытого рта высовывался посиневший и опухший язык.

Не повезло парням на этом дежурстве.

Да хрен с ними, с парнями! Работа у них такая. Больше всех не повезло сейчас самому генералу, которого эти остолопы должны были по долгу службы беречь как зеницу ока. Проморгали разбойников, вот и поплатились своими никчемными жизнями. Сами виноваты. А за что он, заслуженный генерал, с головы которого по определению и волос не может упасть, должен подвергаться сейчас смертельной опасности? Ведь эта сволочь, Таганцев, действительно прав, терять ему нечего. Такой человек… такой зверь в человеческом обличье - страшнее самого дьявола.

Генерал буквально прилип взглядом к черному срезу ствола, который Лопатин направил на него, не поднимаясь с места. Лоб покрыла испарина, губы задрожали, вспотевшие моментально пальцы принялись бесконтрольно жамкать отутюженные полы дорогого английского пиджака.

- Ну что, генерал, прощай, - буднично произнес Таганцев, ничего больше не объясняя и не прибегая ни к каким просьбам или условиям. - Кнут! - Он лишь на мгновение повернулся к Лопатину. - Убей эту гниду.

Лопатин демонстративно передернул затворную раму пистолета, картинно вздохнул и прицелился, как бы раздумывая: влепить генералу пулю в левый глаз или продырявить лобную кость между бровей, как в кино показывают.

- Стойте! - выкрикнул генерал. - Вы с ума сошли! Так же нельзя!

Таганка сделал рукой знак, и Лопатин временно опустил ствол.

- Нельзя, говоришь? А как можно? У тебя есть предложения?

- Ну, мы же люди! Мы в двадцать первом веке живем с вами! У нас - правовое государство! - Глаза генерала судорожно забегали, дыхание стало частым и прерывистым. - Нормальные люди должны уметь договариваться между собой! Вы ведь, Андрей Аркадьевич, - он с надеждой заглянул в глаза Таганки, - не хотите уподобляться банальному и примитивному убийце!

- Да что ты говоришь?! - Таганка искренне удивился такой постановке вопроса. - И кто же я, по-твоему, если не банальный убийца? Папа римский Иоанн Павел Второй? Ты хоть думай, генерал, что говоришь. Я - бандит. Убийца. Отпетый уголовник и ничтожество в твоих глазах.

- Нет-нет-нет! - отчаянно замахал генерал руками. - Вы не такой, Андрей Аркадьевич! Вы - лучше! Вы значительно лучше! Вы… Вы… - Он от напряжения наморщил лоб, подбирая нужные определения, чтобы положительно охарактеризовать незаурядную натуру Таганцева и его выдающиеся человеческие качества. - Вы - благородный человек! - выпалил наконец, окончательно разочаровав Андрея.

- Какая гадость, генерал! Да я столько людей на тот свет отправил, сколько вы тараканов за всю свою жизнь не передавили. И вам это, между прочим, хорошо известно.

- Нет, Андрей Аркадьевич! Нет!!! - замотал головой генерал. - Я все время уважал вас как человека! Всегда признавал ваши неординарные организаторские способности и волевые качества! Но - служба! Я ни в чем перед вами, Андрей, не виноват! У меня тоже есть начальники! Я лишь выполняю приказы!

- Где-то я это уже слышал, - скривился Таганцев.

Интересные метаморфозы происходят с людьми в определенных предложенных обстоятельствах!

Скромная угловатая девочка в ситцевом платьице и несуразных круглых очках, до слез стесняющаяся произнести слово «трахаться», вдруг оказывается в постели настоящей ненасытной кошкой, проявляя такую страсть, какая и не снилась большинству сексапильных длинноногих девиц, денно и нощно охотящихся на новых русских.

Щуплый и трусоватый по жизни студент-биолог, кропотливо коллекционирующий различных бабочек и таракашек, бесстрашно бросается в горящий дом и, рискуя собственной жизнью, вытаскивает из огня грудного ребенка. И не для того, чтобы что-то кому-то доказать, а лишь потому, что иначе поступить не может!

Вдова убитого в Чечне офицера-десантника или мать погибшего при штурме Грозного молодого русского солдатика усыновляет вдруг осиротевшего чеченского мальчика, щедро одаривая его искренней любовью, добротой и неподдельной материнской нежностью.

А мужественный генерал, всю жизнь стремящийся к тому, чтобы стопроцентно соответствовать нетленному образу Железного Феликса, на людях волевой, непреклонный, бескомпромиссный и безгранично преданный служебному долгу, остановившись на мгновение перед пропастью, к вящему удивлению ахнувшей общественности превращается в слизняка и ничтожество.

- Мне противно с тобой говорить, генерал, - брезгливо произнес Таганцев. - Да и вообще не лясы точить я пришел сюда.

- А что?! - еще более переполошился генерал, хотя, казалось бы, куда больше. - Что вы намерены делать?! Все-таки убить меня? Но что вам это даст? Какая вам польза от моей смерти? Похоронят меня - ваших проблем моя гибель не решит!

Да, генерал в своем кругу слыл одаренным переговорщиком. Не раз и не два ему удавалось успешно проводить переговоры с придурками, возомнившими себя террористами наподобие Бен Ладена и мечтающими попасть в мировую историю. Чаще всего это были конченые люди, деградировавшие - из-за наркотиков, алкоголя или многолетних скитаний по тюрьмам и лагерям. За дозу героина они готовы были пойти в переговорах на любые уступки. Надо было только протянуть время и дождаться наступления так называемой ломки.

- Кнут! - резко выкрикнул Таганцев.

И Лопатин начал стрелять. Вместо оглушительного грома слышались только легкие шлепки, будто свернутой в трубку газетой били по полированной столешнице.

За головой генерала после первых же двух попаданий рухнула картина маслом в массивной резной раме, за которую генерал в прошлом году отдал сто пятьдесят тысяч долларов. Следующим выстрелом была вдребезги разнесена напольная фаянсовая ваза, подаренная ему племянником китайского вице-премьера. А секундой позже девять граммов свинца взвизгнули у самого уха генерала, ошпарив мочку огнем, заставив его немедленно зажмуриться, присесть и закрыть голову руками.

На короткое мгновение в доме воцарилась абсолютная тишина.

Потом послышались тихие всхлипы. Генерал, сидя на полу и не опуская с головы скрещенных рук, крупно задрожал всем телом и заплакал.

Таганцев с Лопатиным не мешали ему, пока тот не выплакался основательно и немного не успокоился. Подняв умоляющие глаза на Таганку, он с придыханием проговорил: