Уже наступили сумерки, и свет быстро угасал. Море походило на расплавленную медь и пылало отблесками заходящего солнца. Льюис и остальные снова собрались на корме, чтобы посмотреть, не поймали ли обезьяну, но оказалось, что один из пиратов в том же состоянии, что и Гауэр: посинел и опух. Еще один пират куда-то пропал, и хоть на рев Черного Сердца прибежал бы и сам Сатана, пропавший не отозвался.

Черное Сердце вонзил свою саблю в раздувшуюся грудь страдальца, чтобы прикончить его.

– Выбрось его за борт, – сказал он, поворачиваясь к пирату по имени Ветч. – Гауэра тоже. И смотрите, не появится ли обезьяна.

– Да, капитан, – ответил тот.

Ветч и еще один пират подтащили тело к фальшборту и сбросили его: оно упало в море с громким всплеском. Затем они пошли за телом Гауэра, но спустя несколько минут вернулись.

– Его там нет. – Обеспокоенное лицо Ветча в сумерках казалось призрачно-белым.

– Кого? – спросил Черное Сердце.

– Гауэра.

Черное Сердце взглянул на Льюиса, потом опять на Ветча и схватил его за рубаху.

– Что за чушь ты несешь? – Голос Черного Сердца впервые дрогнул. – Как это его нет?

Ветч стряхнул с себя его руку.

– Да вот так!

Черное Сердце приложил ладонь ко лбу и уставился в палубу, будто надеясь, что кто-то нацарапал на ее досках ответ. Свет меркнул с каждой секундой, и Льюис уже почти ничего не мог разглядеть дальше ближайшей мачты.

– Вы что же, чумное отродье, отправили Гауэра за борт без моего приказа?

Пираты наперебой отрицали, что совершили такой поступок, но это вызвало еще большее замешательство. Почти наступила ночь, и всех пробрал холод. Для таких людей опасность – вторая натура, обычно они жили ею, приветствовали ее. Но сейчас все было по-другому.

Льюис поглядел в темноту, куда не доходил свет фонарей – их пираты принялись зажигать, чтобы сдержать наступление ночи. Он поежился при мысли о том, что обезьяна где-то там, незримая, но готовая напасть.

Ложиться спать, пока смертоносное животное на свободе, казалось немыслимым, но Черное Сердце знал, что им лучше отдохнуть и быть начеку. Он поставил двоих человек охранять остальных, пока те пытаются поспать.

Льюис не мог и помыслить о сне, но оказалось, что до этого мгновения он и не подозревал, до чего вымотался. В конце концов, как он ни боролся с собой, усталость его одолела, и, промаявшись с полчаса и тщетно пытаясь уловить в темноте движение, он уже не мог держать глаза открытыми: веки словно налились свинцом. Голова опустилась на грудь. Частое боязливое дыхание превратилось в храп.

Льюис спал и видел сон. Его разум обрадовался возможности вырваться из кошмара реальной жизни, и Льюис видел счастливый моряцкий сон о колышущихся на фоне синего неба парусах. Он видел сон о собственной доблести во время абордажа. Он возглавил атаку, перемахнул через открытое море и застрелил из пистолета капитана, а потом, угрожая саблей, захватил большую часть команды и заставил ее сдаться. Трюм же корабля был полон золота, жемчуга и всевозможных драгоценных камней.

Эти счастливые приключения внезапно оборвались, когда он почувствовал прикосновение мягкого меха к щеке и тут же проснулся, в ужасе вытаращив глаза и схватив нож. Что-то юркнуло рядом? Или он и не спал? Льюис вытер со лба холодный пот и оглянулся по сторонам, сбитый с толку. Остальные ворочались во сне, их освещал долгожданный свет зари.

Мало-помалу Льюис пришел в себя и присоединился к пиратам, которые топали ногами и растирали себя из-за утренней прохлады. Караульные перебрасывались шутками о многочасовом бдении, но Льюис видел, что тень страха все еще не сошла с их напряженных, пепельно-бледных лиц. Вдруг он заметил кое-что еще. На палубе их было только шестеро. Похоже, Черное Сердце тоже это заметил.

– Где Мурнау? И Макклауд? – закричал он, и неподвижный воздух сотрясся от его голоса.

Никто не знал.

– Этот корабль проклят! – сказал стоящий рядом с Льюисом Ветч. Вокруг согласно забормотали.

– Что ж, можешь пуститься вплавь. – Черное Сердце повернулся к нему. – Я же за то, чтобы прикончить эту…

Он внезапно замолчал и посмотрел на Льюиса с выражением, в котором жутким образом смешались страх, злоба и ненависть. Он вытащил из-за пояса пару пистолетов и направил их прямо Льюису в лицо.

– Капитан? – сказал Льюис и на шаг отступил, но Черное Сердце нажал спусковые крючки, грянули выстрелы, Льюис услышал свист пролетающих мимо его ушей пуль, и что-то позади него шлепнулось на палубу. Он оглянулся и увидел, что обезьяна лежит на спине, одна пуля угодила ей в голову, а другая – в грудь.

Хоть Черное Сердце и клялся расчленить обезьяну, теперь он, опасаясь яда, подцепил ее тело отпорным крюком и без церемоний выбросил за борт.

Пираты возликовали, а Льюис еще несколько мгновений приходил в себя от потрясения, испытанного при мысли, что его сейчас застрелят, и присоединился к остальным.

Черное Сердце созвал всех праздновать, и тут же был приготовлен грог, за который пираты принялись с присущим им энтузиазмом. И поскольку на борту были немалые запасы рома, все оставшиеся в живых вскоре достигли изрядной степени опьянения.

Утро тянулось лениво. День был знойный. Солнце, стоящее прямо над ними, жгло всякого, кто не спешил укрыться в тени. Льюис лежал, откинувшись на свернутые в бухту веревки и смеялся какой-то шутке, смысл которой не вполне до него дошел.

Еще никогда он не ощущал себя настолько живым. Казалось, он чувствует, как кровь бежит у него по венам. Встретиться лицом к лицу со смертью и избегнуть ее – вот она, настоящая жизнь, жизнь во всей своей полноте, и Льюис сочувствовал всем этим заурядным сухопутным крысам с их лавочками и рынками. Сочувствовал их пресной рутинной жизни.

Опасность на корабле им больше не грозила, и Черное Сердце сосредоточился на более прозаичной угрозе: быть пойманными Королевским флотом и повешенными, так что, дав всем хорошенько отдохнуть, он поднял команду на ноги и сказал, что пришло время пуститься в плавание.

Их команда невелика, но корабль маленький, а они – опытные моряки. Льюис полез на грот-мачту и, время от времени глядя вниз, видел, как Харт и Прентис поднимают якорь кабестаном[24], а Черное Сердце уверенно стоит посреди палубы, уперев руки в бедра и выкрикивая команды.

Льюис продолжал карабкаться вверх и подтянулся, чтобы взобраться на грот-рею и развернуть парус. Под руку попало что-то липкое, и он замер, гадая, что бы это могло быть, как вдруг раздался вопль, пронзительный и резкий, почти женский, – хотя кричали наверняка Харт или Прентис: Льюис увидел, как Черное Сердце обнажил саблю и бросился в