– Кому охота по горам ползать? – рассудительно сказал Карим. – Молодые в пастухи не идут – мечтают в России работать.

Фёдор спросил: все ли возвращаются?

Большинство – да, на зиму возвращаются. А весной опять в Россию едут. Но есть такие – находят русских жён и домой не шлют ни копейки. Ведь в кишлаке как? Хозяйство, покос, скотина, работа в поле. Старших уважать надо и во всём их слушаться. В России по-другому – страна большая, богатая, там всегда заработать можно, там своей головой живешь, на себя и своим интересом. Молодым нравится.

Глеб нервно ёрзал на сиденье – похоже, он не разделял таджикских настроений и состояние русских дел видел иначе.

Что ж, жить надо там, где твоё существование осмысленно. А смысл порой напрямую связан с сопротивлением обстоятельствам.

Следующий за Пиньёном кишлак Пасруд был бежево-серым, без причуд.

За мостом через Пасруддарью асфальт закончился, и машина поползла вверх по каменистой грунтовке.

Ехали валко, то и дело хватаясь за спинки передних сидений.

Возле пустующей ещё летовки с кошарами из дикого камня и огороженным каменным забором полем под картошку Глеб попросил Карима остановить машину.

Вид отсюда открывался знатный.

– Вон Чапдара, вон Политехник, а вон Бодхона. – Вася переводил палец с одного заснеженного пика на другой. – Бодхона – самая высокая, пять тысяч с гаком, а отсюда кажется – ниже Чапдары.

Если под Душанбе уже отцвели маки, а в Кулябе распустились миллионы роз, то сюда, в Фанские горы, весна ступила лишь одной ногой – на желтовато-бурых склонах только-только начала пробиваться зелёная трава.

Воздух был свежий, прозрачный, звенящий. С непривычки немного кружилась голова.

– Был там? – кивнул я на сияющие вершины.

– Был. – Вася не отрывал задумчивый взгляд от перекрывших горизонт громад. – Фанские горы – классика.

Потом, понемногу карабкаясь вверх, скверная грунтовка вывела в узкое скалистое ущелье, по дну которого гремела вода. Река то подходила вплотную к дороге, то уходила далеко вниз, и ущелье оборачивалось холодящим душу каньоном.

Муроду с его «старексом» здесь пришлось бы туго.

В конце концов, миновав вброд несколько горных ручьёв, практически по непроезжей тропе добрались до пустующей – сезон для альпинистов начинался здесь в июле-августе – альпбазы, состоящей из полудюжины щитовых двухэтажных домиков и каких-то сложенных из камней хозяйственных строений.

Склоны гор заросли арчой. Солнечный свет пропитался красновато-апельсиновыми тонами. Дело шло к вечеру.

Фёдор попросил Карима объехать ограду по часовой, увидев справа примыкающую к базе более-менее ровную площадку.

Кое-как проехали.

Площадка была сыроватой, ее покрывали зелёный мох и ползучая бледная травка вроде нашей мокрицы.

– Сгружаемся, – скомандовал Глеб.

Карим, щеголяя остроносыми туфлями, ловко забрался на крышу и принялся распаковывать на решётке багажника укутанные полиэтиленом рюкзаки и палатки.

Сергей и Вася морщились – сырая земля им не очень нравилась, однако других пригодных мест поблизости не было. Разве что за оградой базы.

Сгрузив поклажу, Карим спрыгнул на землю.

– А что в доме не хотите? – спросил Фёдора, в котором признал старшего. – Сторож пустит. Надо немного денег дать.

Вася радостно потёр руки и заглянул в глаза Глеба, основного распорядителя складчины:

– Не надо бы тебе с больной спиной да на сырой земле…

Когда речь заходит о здоровье ближнего, споры неуместны. Дело решилось мигом.

Фёдор с Каримом отправились искать сторожа, и вскоре сухой белобородый старик лет шестидесяти в засаленном чапане уже показывал нам наши хоромы – большую пыльную комнату на втором этаже щитового домика.

Печки не было, зато – сухо.

В комнате стояли четыре кровати с пружинными сетками – пятую подняли с первого этажа.

Выдал белобородый старик и матрасы: не жизнь – санаторий.

После того как перетащили в жилище вещи, Карим уехал, пообещав вернуться послезавтра утром.

Пока устраивались, подметали, вытирали пыль, солнце уже наполовину спустилось за горы.

Поскольку сегодня в дороге мы стоически пренебрегли обедом, тут же под руководством Фёдора приступили к изготовлению ужина.

Фёдор поставил вариться на горелку чечевицу. Я резал лук. Сергей крошил помидоры, огурцы и перцы в салат. Глеб разделывал кусок мяса, отсекая плёнки и жилы. Вася завороженно перекладывал с места на место лепешки и самбусу.

План был такой: отварить чечевицу, потом пожарить на сковородке мясо с луком, потом всё перемешать и отменно полакомиться. Просто, в спартанском духе, никаких излишеств.

Но жизнь жестоко посрамила планы Фёдора.

Здесь, в горах, сбросив часть атмосферного гнёта, вода закипала не при ста градусах, а ниже. Градусов на восемь-десять. Этой разницы хватило, чтобы чечевица проявила твердость даже через полтора часа варки.

К тому времени были съедены самбуса и салат, а сырое мясо в миске заметно обветрилось.

Став свидетелем явления, я вспомнил «Зарину» и догадался, отчего так ловко таджики готовят мясо на углях. В горах варёное, как видно, зачастую всё ещё сырое.

В конце концов Фёдор сдался и снял котелок с огня. Было решено сперва обжарить мясо, после чего вывалить на сковороду несгибаемую чечевицу и подорвать её железный дух путём совместного с мясом томления.

За окном на потемневшем небе проступили звёзды.

Глеб, чтобы скрасить ожидание, обнял руками колени и катал изогнутую спину по полу.

Сергей обустраивал постель.

Прошло ещё полчаса, прежде чем Фёдор признал поражение и разложил по нашим, минуя Сергея, мискам мясо с по-прежнему твёрдой, как арахис, чечевицей.

Два баллона газа – коту под хвост.

Надо ли упоминать, как торжествовал Вася? Какими изысканными колкостями угощал оплошавшего друга?

Из тетради Грошева

…касательно монастырей – в книге у меня о них действительно ни слова. Однако же тут есть зерно (то есть – в замысле монастыря), о котором явно подумать стоит. Скажем, отчего бы не включить в понятия о четвёртой вехе (этапе) проекта смены человечества (самой, пожалуй, сложной и неясной) такой момент.

В каждой стране (лучше сказать – в каждом регионе мира), на каждом континенте, включая и необитаемые острова, есть девственные необжитые пространства, которые разумно будет отвести для новых поселений, строго обособленных от нынешнего общества планеты. Конечно, поселения надо устроить без ущерба для уцелевших вопреки всему и обитающих сейчас в тех регионах племён, ещё не исковерканных цивилизацией. Есть схожие (дикие) участки и в России.