— Он вернётся.

— Твой брат? — Ответа не требовалось. Его молчание вытягивало жилы. — А когда не вернётся... это ты тоже видела?

Она не ответила.

— Грядущее... подобно пути с тысячью развилок. Чем ближе к повороту, тем яснее виден путь. Для кого-то будущее однозначней, для другого — сложней; развилки так похожи, как угадать, куда истинно поворотит судьба... итог всегда разный. Но люди просты, и отследить их путь нетрудно. Всё равно что на потеху вытянуть не глядя белый камушек из десятка чёрных. Их дороги будто спрямлены, одинаковы от рождения до смерти, и нет в них нежданных поворотов и развилок. — Она качнула плечом, рассыпав ворох прядей, белых в них — с треть. — Бредут себе по заданному однажды пути, и судьба владеет ими, не они судьбой.

Редко, редко в мир приходят иные, и путь их — по бездорожью. Так они сами торят его. И, как на тележный обод, великий этот путь наматывает множество встречных малых путей, меняя их направленье. И уже не судьба ведёт их, но они преломляют ход грядущего, сами про то не ведая...

Он смотрел на неё сквозь пламя своими горскими глазами. Огонь в них не отражался.

— К чему ты говоришь это? Мне не постичь сути твоего дара, как бы ни хотел.

Она протянула руку и коснулась его лица. Без ласки, отчуждённо, как всё, что она делала. Ледяной ладонью к горячей щеке.

— Каждый твой шаг — камень, брошенный в воду. И по воде расходятся круги — бессчётно... и в этом разбитом отражении тщусь прозреть истину. Но вот шаг... камень падает вновь. И я начинаю сначала.

— Что ж. — Он не слишком удивился. Его вообще ничто не удивляло. — А что же ты сама, из первых или тех, иных?

И тогда она впервые улыбнулась.

— Ни то, ни другое. Я — лишь зеркало, отражающее мир. Ни больше, ни меньше.

Он бережно отнял от лица её безвольную ладонь и переплёл её пальцы со своими.

— У тебя озябли руки, Сантана.

***

Диана встрепенулась всем телом. Мазнуло по щеке — металл заклёпок, ременная перевязь, грубое сукно рукава...

— Госпожа?..

— Илле...

Дыхание перехватывало. Она озиралась, узнавая, вспоминая. Иленгарова Ласточка, животное благонравное и тихое, застыла как вкопанная в дорогу... ах да, дорогу к Теллариону.

Иленгар обещался: прибудут завтра к вечеру, коль поедут в Белый город не спеша и с ночёвкой в приличном постоялом дворе. Поначалу с непривычки Диану трясло как в маслобойке, но размеренному покачиванию всё труднее было сопротивляться. Спутник достался немногословный, пейзаж вдоль обочин — вотчина Фэлана, хозяйственно расчерченные квадраты полей с редкими кущами вдалеке — живописный, но однообразный.

— Странный сон. Будто душа покинула тело.

Это было не лучшее сравнение, — поняла она запоздало. Ведьмак встревоженно хмурился.

— Быть может... быть может, мы преждевременно оставили Добрую Весь? Целители...

— ...дали однозначный вердикт, — Диана отмахнулась от его беспокойства. — Дорога до Теллариона не повредит мне. Это всего лишь сон.

Маг неодобрительно молчал, но хотя бы не поворотил коня обратно.

***

К постоялому двору подъехали в аккурат перед закрытием. Местечко и впрямь оказалось вполне приличным, и приветливая хозяйка сама встречала ведьмака и госпожу в добротном дорожном платье. Причём б`ольшая часть любезностей предназначалась как раз таки магу — казалось разительным то, как переменилось к ним отношение в здешних краях.

Хоть денег у них было достаточно, вышедший хозяин наотрез отказался брать с Иленгара плату за еду и постой. Ведьмак пожал плечами и расплатился за одну спутницу: на неё хозяйское радушие не распространилось.

Еда была горячей и на вкус отменной. Немногочисленные постояльцы разбрелись по койкам. Хозяин раскладывал выручку: медяки к медякам, серебро — отдельно, с любопытством посматривал на поздних пришлецов. Один глаз у него не открывался до конца, застыв в плутоватом прищуре; нос приметно кособочился.

"Бывший вышибала, — решил Иленгар. — Подкопил деньжат и открыл своё дело".

— Угодили, надеюсь? Жёнушка моя — во всём Синаре не сыщется стряпухи баще.

— Потому и женился, прощелыга! — с хохотом поддела муженька супруга, высунувшись из кухни со стопкой посуды.

Муж замахал рукой. Женщина юркнула обратно, довольно посмеиваясь.

— Кхе, хе... — Хозяин длинным фартуком утёр выбежавшую из сощуренного глаза слезу. — Как почивать изволите: на перине совместно аль в разных нумерах?

— Совместно, — в тон ответил Иленгар. — А перину, любезный, распорядись вторую принести. Тюфяк тоже сгодится. По возможности такой, чтоб самолично по полу не бегал.

— Обижаете, милсдарь. — Хозяин ненаигранно оскорбился. — Этаких живностев в хозяйстве не содержим, чистоту блюдём.

Расторопная служанка застелила постели бельём, грубоватым льняным, но свежим, пахнущим ещё лавандой. Диане досталась кровать с высокими, коробом, бортами; Илле, не раздеваясь, расположился прямо под дверью, коротко пожелал спокойной ночи и затих до рассвета.

Диану долго маяло в тишине. Она вслушивалась в ровное дыхание ведьмака и думала о скором возвращении в Телларион. Приблизит ли это путешествие её к Демиану? Даже Илле не знал, где теперь его Магистр. Казалось, тот задался целью быть всём Пределе одновременно, хоть ни быстрые кони, ни даже зачарованные амулеты не позволят осуществить это.

Караваны видений проплывали по изнанке смеженных век. Она едва ли помнила, кто она, где она, когда Илле тихо позвал её. Пора в путь.

(Телларион. Конец лета 992-го)

Белые башни засияли на горизонте часа в три пополудни. Ранним вечером ведьмак и хранительница въехали в город.

Телларион шумел как ярмарка, но не разудалым весельем, деловито. Сдержанность его прерывалась то окликом, то внезапным смехом, то затянутой кем-то и оборванной на середине куплета песней.

Ласточка чинно ступала по мостовой — недавно, видать, подновлённой, ладно пригнанной, камешек к камешку. Илле спешился и ссадил спутницу, и вёл лошадь под уздцы.

Дорога расширялась, тесня стоящие торцами дома. Вдоль домов: телеги, телеги, гружёные мешками, клетями с птицей, корзинами, бочонками и бочками. Седой мужчина с подстриженной бородой раскатистым басом отдавал распоряжения снующим туда-сюда носильщикам.

Они проходили мимо группки женщин, когда одна из них окликнула Илле по имени. Ведьмак остановился, поджидая женщину, Диана — вынужденно тоже, неприметная за его плечами. Выставляться ей не хотелось, говорить — того меньше.

Молодая женщина торопливо подошла, почти подбежала; повешенная на локоток полупустая кошёлка хлопала её по бедру.