Ей пришлось пройти с четверть мили, прежде чем ее Щеки остыли. Успокоившись, она тут же пожалела, что, прежде чем начать ссориться, они не догадались позавтракать. Генри очень серьезно относился к завтракам. На завтрак у него подавали обычно яйца, сосиски, бекон и другие не менее питательные вещи, и все это никак не позднее Девяти часов. Хилари же утром выпила только чаю с тостами, а с того времени столько всего случилось, что о них не осталось даже воспоминаний. После поездки в Путни, беседы с экономкой, прислугой, мистером Мерсером и ссоры с Генри она страшно проголодалась — после ссоры с Генри особенно. Если бы он не был изначально настроен на ссору, он бы, конечно, отвел ее сначала позавтракать, а теперь ей ничего не оставалось, как выпить стакан молока и съесть булочку в какой-нибудь кондитерской, битком набитой другими женщинами, питающимися булочками и молоком, или бульоном, или кофе с молоком, или вообще чаем. Это была крайне удручающая перспектива, потому что одна-единственная булочка — слишком несерьезное возражение против настоящего голода, а на вторую у нее уже не осталось денег. Все-таки Генри повел себя непростительно глупо, не предложив ей сначала позавтракать. Если уж ему так хотелось поссориться, они вполне могли бы сделать это в уютном кафе за чашкой кофе, а не в его кабинете на пустой желудок и без всякой перспективы заполнить его чем-нибудь, кроме крохотной жалкой булочки. Это было с его стороны гнусно, недостойно и в конце концов просто-напросто по-свински.

Хилари разыскала кондитерскую и съела булочку — исключительно черствую и невкусную. В ней то и дело попадались какие-то мелкие черные предметы, которые, до того как окаменеть, вероятно, были смородиной. В общем, это была не самая лучшая булочка.

Неизвестно что хуже: когда нечего есть,

Или есть чего, но его нельзя съесть, — скорбно продекламировал по этому поводу чертенок. Покончив с завтраком, Хилари достала свой кошелек и пересчитала деньги. Их только-только хватало, чтобы купить билет третьего класса до Ледлингтона и обратно. Мрачно разглядывая монетки на своей ладони, Хилари размышляла, а имеет ли такая поездка хоть малейший смысл. По всему выходило, что не имеет. Хилари упрямо тряхнула головой. Всегда найдется столько причин ничего не делать, что ничего бы никогда и не делалось, если бы что-то не подталкивало человека вперед почти против его воли. Хилари и не подозревала, что по этому поводу доктор Джонсон успел уже выдать Босуэллу[4]несколько сентенций, называя это что-то давлением необходимости. Существует множество необходимостей — у каждого своя, — которые будут давить на человека до тех пор, пока не добьются своего. В случае с Хилари ей необходимо было выяснить, что именно знает миссис Мерсер. К счастью, Хилари об этом не задумывалась, потому что стоило ей начать, и здравый смысл непременно подсказал бы ей, что Ледлингтон довольно большой город, а у нее нет представления не только как разыскать в нем Мерсеров, но даже с чего эти поиски начать. Впрочем, отсутствие представления полностью компенсировалось наличием ясной и четкой цели. Хилари следовало взять билет третьего класса, доехать до Ледлингтона и найти там миссис Мерсер.

Генри позавтракал гораздо качественнее. Он до сих пор испытывал мрачное удовлетворение от того, что все-таки настоял на своем. Стоило хоть разок позволить Хилари думать, будто она может все делать по-своему, обходясь без его советов или поступая вопреки им. и их будущая совместная жизнь оказалась бы под большим вопросом. Проблема заключалось в том, что Хилари всегда поступала по-своему и — на основании того, что так поступала она, — считала это единственно правильным способом поступать. Доводы рассудка на нее не действовали, да она их и не слушала. Она просто закусывала удила и делала все по-своему. Это было крайне досадно, потому что — тут Генри немного сбился, — потому что она была… В общем, потому что это была Хилари, и будь она в тысячу раз упрямее и несносней, он все равно любил ее больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. И, даже становясь абсолютно невыносимой, она все равно оставалась самой лучшей. Именно поэтому он был просто обязан держать марку. В противном случае она тут же попыталась бы верховодить и манипулировать им, ставя во всевозможные, но одинаково нелепые ситуации. Поэтому в моменты, когда дело к тому и шло, его голос тут же становился суровым, а взгляд — непреклонным. И, однако, под этой защитой скрывался все тот же Генри, которого страшила уже одна мысль о мире без Хилари или жизни без нее. Ну как она могла его бросить? Она же принадлежала ему и прекрасно ведь это знала! Они принадлежали друг другу — иначе и быть не могло.

Генри хмуро разглядывал свою отбивную и думал, что же ему теперь делать. Хилари, конечно, вернется. Он и отпустил-то ее только на время, понимая, что в итоге она обязательно вернется. Только теперь между ними вклинилось это проклятое дело Эвертона. Его уже год как закрыли, а оно возьми и откройся снова, суля одни только неприятности, причем крупные, если Хилари решила всерьез им заняться. Он нахмурился еще больше. А вообще дьявольской наглостью со стороны этого Мерсера было прицепиться к ней на улице. Что-то ему во всем этом не нравилось, и Мерсеры — особенно, хотя он скорее удавился бы, чем втянул Хилари в бессмысленную авантюру, признав это.

Хмуро доедая отбивную, он обдумывал, а не натравить ли ему на Мерсеров какого-нибудь профессионала. Во-первых, нужно узнать, где они жили и чем занимались после смерти Эвертона. Постараться прояснить их финансовое положение и узнать, нет ли указаний на то, что после смерти Эвертона оно улучшилось. Он смутно помнил, что по завещанию Мерсеры получили какую-то мелочь, которая вряд ли могла существенно изменить положение их дел. Если же оно все-таки изменилось, стоило узнать об этом подробнее. Прошлое миссис Мерсер тоже заслуживало внимания. Все это, конечно, должно было быть сделано еще во время следствия, но виновность Джеффри Грея казалась тогда настолько очевидной, что едва ли кто занимался этим всерьез. В общем, профессиональному сыщику было здесь чем заняться.

Он вернулся в лавку и позвонил Чарлзу Морею, который приходился ему очень дальним родственником и очень хорошим другом.

— Привет, Чарли. Это Генри.

— Который из них? — тут же развеселились на другом конце провода. Голос у Чарли был такой зычный, что казалось, он вдруг очутился с Генри в одной комнате.

— Каннингхэм.

— Привет, привет! Как антикварный бизнес?

Генри нетерпеливо поморщился.

— Я по другому поводу. Я хотел узнать… Помнишь, ты как-то говорил…

— Не тяни резину, выкладывай, что там у тебя.

— Ну, ты как-то рассказывал мне о детективе…

Чарлз присвистнул.

— Уже успели ограбить?

— Да нет, я не для себя. То есть почти для себя. Для друга. В общем, я хочу кое-что выяснить, и мне нужен надежный человек. Ну, который не станет трепаться об этом на всех углах.