– Говорю вам, Виктор, знай я, что она едет на «Древо Жизни», я бы обходил ее за милю. А теперь еще я узнаю, что мисс Бэннон является совладелицей плантации, а значит, соучастницей в этом преступлении против человечности, которому нет прощения.

– Себастьян, одумайся! Девушка провела здесь всего несколько недель. Не можешь же ты обвинить ее за то, что творится на «Древе Жизни» уже долгие годы? Поразмысли об этом, пожалуйста. Эта девушка находится на волосок от больших несчастий, и ей понадобится надежный друг. Кстати, ты в курсе того, что Мэрилин уже пыталась убедить барона вернуть четверых детей их родителям? А знаешь ли ты о ее переживаниях по поводу участи рабов на «Древе Жизни»? А об угрызениях совести из-за того, что ее жизнь была беззаботной и обеспеченной за счет их страданий? – Заметив пристыженное выражение лица Себастьяна, мистер Квинтон смягчился. – Я дружил с ее отцом, Себастьян. Ричард Бэннон был из тех людей, что тебе по нраву. Если бы он знал об ужасающих условиях, в которых живут рабы на плантации, то никогда бы не допустил такого. Сжалься над ней, Себастьян, и надо мной. Пожалуйста, позаботься об Мэрилин.

– Боюсь, моя забота воодушевит мисс Бэннон не больше чем благосклонность змеи в траве.

– Может быть, – согласился Квинтон, и глаза его понимающе взглянули на молодого человека. – И все-таки я надеюсь на тебя, Себастьян.

Себастьян улыбнулся и тяжело вздохнул.

– Хорошо, я попробую.

* * *

Мэрилин откинулась на спинку удобного сиденья и устало потянулась. Она узнала многое, но в то же время ничего не добилась. Мистер Квинтон так и не раскрыл до конца тайны записей в отцовском дневнике.

– Еще не время, – настаивал он, но все же пообещал девушке, что скоро все ей расскажет.

Мэрилин вспомнила, как озабоченно нахмурилось его доброе круглое лицо. Почему мужчины считают, что женщину не должны интересовать подобные вещи? Почему они предпочитают решать все сами?

Почему они не могут быть честными и говорить откровенно? И все же мистер Квинтон очень помог Мэрилин, объяснив ей, какие права она имеет на плантацию.

Мэрилин вздохнула. Она так устала и чувствовала себя совсем разбитой. И надо же было ей встретить там Себастьяна! У девушки вырвался приглушенный стон, и она поспешила взять себя в руки, чтобы не разрыдаться. Суматоха на улице отвлекла ее внимание. Несколько чернокожих устанавливали ярко раскрашенную башню из папье-маше. До карнавала оставалось два дня, и, кажется, только одна Мэрилин во всем городе чувствовала себя несчастной.

Мэрилин сидела перед зеркалом, заканчивая свой туалет. В дверь постучали, и в комнату буквально ворвалась миссис Квинс.

– Мэрилин! Вы еще не одеты? Дюкены ждут нас через полчаса. Вы должны поторопиться, иначе мы опоздаем!

– Я не иду! Можете сказать Дюкенам, что у меня болит голова, и, к сожалению, я не смогу присоединиться к ним, – сообщила Мэрилин враждебным тоном.

– Дитя мое! Что вы говорите? – едва не задохнулась от волнения миссис Квинс. – Не можете же вы подвести Дюканов: за их столом будет сидеть нечетное количество приглашенных. Боюсь, миссис Дюкан не сможет оправдаться до следующего карнавального сезона.

Мэрилин весело рассмеялась. Утешением ей служило лишь то, что миссис Квинс тоже наскучили бесконечные званые ужины элиты Манауса.

– Миссис Квинс, только благодаря вам я до сих пор терплю этот мучительный парад приемов. Лишь сознание того, что вы разделяете мои чувства, удерживает меня от побега назад на «Древо Жизни».

– Знаю, дорогая. Сюзанна тоже не любила эту круговерть. Но тем не менее считается, что мы должны вести себя именно так, поэтому долг зовет. – Она вздохнула.

– Как вы можете выдерживать эту гонку каждый карнавальный сезон? Ей Богу, миссис Квинс, если я увижу еще что-нибудь блестящее, то вознагражу себя ящиком старья. Что за люди! Они считают, будто флакон пахучей эссенции заменяет ванну! – Мэрилин схватила со столика флакон с духами и швырнула его на кровать. – Я поклялась себе никогда больше не пользоваться духами и маслами. А драгоценности! – воскликнула она. – Украшения самой королевы блекнут в сравнении с кольцами и карманными часами, которые носят мужчины. А чего стоят эти безвкусные и кричащие побрякушки, украшающие женщин! Я считаю это отвратительным, миссис Квинс.

– Знаю, дорогая, но попытайся понять: эти люди немыслимо богаты. Им некуда девать деньги, кроме как тратить их на дома и одежду. Живи они в Америке или во Франции, у них не было бы надобности выставлять напоказ свои деньги. Но здесь, в дебрях Бразилии, это придает им уверенности в себе.

– Дома! И вы называете домами эти разукрашенные мавзолеи? Да я бы предпочла жить в тростниковой хижине, чем в одной из этих размалеванных галереях дурного вкуса и сомнительного искусства. Поверьте, потолки гостиных могли бы соперничать по яркости и богатству с Сикстинской капеллой. Вчера вечером на приеме у Бомонов я весь ужин провела в ожидании того, что вот-вот платье миссис Грисвальд не выдержит, и ее грудь окажется прямо на тарелке с тапиоковым пудингом. И все это происходило под взглядом приторно улыбающегося херувима, словно специально водруженного на каменный пьедестал над ее головой. Это просто отвратительно, миссис Квинс! Я никогда не видела такого неприличного платья!

– Это последняя парижская мода, – жалобно проговорила Розали Квинс, похлопывая по своей плоской груди. – Была я бы я так щедро одарена… – с сожалением вздохнула она.

– Миссис Квинс, не могли бы вы помочь застегнуть эти крючки? Я никак не могу до них дотянуться, – попросила Мэрилин.

– Сию минуту, дорогая. Только поправлю свою прическу.

Наконец туалет был закончен, и женщины спустились вниз, где их уже ждал экипаж.

* * *

Мэрилин сидела перед зеркалом и вплетала золотистую ленту в свои затейливо уложенные волосы. Они с миссис Квинс ушли со званого ужина у Дюкенов, чтобы переодеться для карнавала в доме Розали.

– Никогда не смогу понять, – рассуждала Мэрилин, обращаясь к своему отражению в зеркале, – почему они начинают бал в такой неподходящий час, как десять тридцать. – Девушка знала, что там будет Себастьян. – Тошно видеть, как каждая женщина в городе смотрит на него коровьими глазами, словно он какое-то божество. – Мэрилин и в голову не приходило, что ее недовольство вызвано ревностью. – Мистер Ривера то, мистер Ривера это, – в расстройстве продолжала она, – а он сидит, довольный их вниманием. Отвратительно!

Мэрилин видела Себастьяна накануне на приеме у Розвеллов, где он расточал комплименты томной толстенькой коротышке, непрестанно хихикающей дочке Розвеллов. При этом хозяйка дома расплывалась в довольной улыбке, поглядывая на разочарованных мамаш, чьи дочери бросали завистливые взгляды на Нэнси. А Себастьян лишь радовался вниманию! Что за самовлюбленный болван! Как будто его могла заинтересовать такая скучная девица, как Нэнси Розвелл.