– Ничего себе фальшивка! По-вашему, лекарь Аваллис состоял на службе у Свода? Ерунда. Его записки подтверждаются независимыми свидетельствами Радзамтала Ринского. Ну а кроме этого, я видел своими собственными глазами, как Вэль-Вира превращается в сергамену! Своими. Собственными. Глазами.

Шоша не лгал: он действительно был очевидцем того, о чем рассказывал. Это Лагха чуял. Как и в случае с рыбьим потопом, Лагхе оставалось только развести руками. Тут встряла Зверда.

– Справедливости ради добавлю: кое-какими немудрящими магиями, дошедшими до нас из глубины веков, мы, бароны Маш-Магарт, все-таки владеем. Наиболее сильная из них – это магия составления эликсиров, при помощи которых можно убить сергамену. Зверь неимоверно прыток и живуч, требуются колоссальные усилия. Учитывая, что у Вэль-Виры полно преданных солдат, придется гонять сразу двух зайцев: сражаться с ним как с обычным человеком-военачальником и, одновременно, постараться уничтожить его как человека-оборотня.

– Если придется. Напоминаю, я не намерен вмешиваться в ваши дрязги. Кроме этого, раз у вас есть мертвительные магии против барона-сергамены, так применяйте их на здоровье! При чем здесь Варан?

– Уже пытались. Но оказалось, что сергамена сильнее наших специально снаряженных лучников. Для этого-то нам и нужна помощь боевых магов из Свода Равновесия.

– Свод Равновесия славен не своими боевыми магами. А организацией, которая позволяет сотне не искушенных в магии рах-саваннов задавить под началом пар-арценца любую хуммерову скверну.

Это признание не выдавало особых государственных тайн. И все равно подобной откровенности перед лицом чужеземцев Лагха от себя не ожидал. Ему почудилось, что кто-то легонько потянул его за язык. Аютское? Но оно на него почти не действует. «Надо за собой следить повнимательней.»

– О да, конечно, – улыбнулась Зверда. – Не кажется ли вам, гнорр, что мы чересчур много уделяем внимания ерунде? В то время как пора перейти к главному.

«Куда уж главнее?» – растерялся Лагха.

Зверда наклонилась, протянула руку, легко коснулась век и ресниц барона Шоши, словно бы смахивая паутинку с лица своего мужа.

Лагха изумился. Барон Шоша, оказывается, уже некоторое время спал с открытыми глазами. Или заснул только что – от прикосновения Зверды.

Гнорр был не из робкого десятка, но даже он не сразу осмелился легко прикоснуться вслед за Звердой к барону. Впрочем, не к лицу, а к его огромной лапе, которая возлежала на закрученном гребнем счастливой волны подлокотнике кресла.

Тело не лжет: теперь Лагха был точно уверен в том, что барон не притворяется, а действительно спит непрошибаемым сном усталого, счастливого, пьяного человека.

Человека ли? Со всей определенностью, След Шоши был человеческим. Это Лагха понял еще на официальных переговорах. И все-таки сейчас, когда барон заснул, Лагхе почудилось, что где-то в теле этого невысокого, но поразительно ширококостного северянина шевельнулась некая иная природа. Отраженный?

Одновременно с этим Лагха краем глаза видел, как Зверда совершенно бесшумно поставила бокал на стол, поднялась во весь свой недюжинный рост и улыбнулась.

– Спит как убитый, – сказала она.

Лагха откинулся в низком кресле, застеленном медвежьей шкурой, и посмотрел на баронессу. Так, словно бы видел ее впервые в жизни.

Весь день гнорр воспринимал Зверду только как ловкую чужеземную интриганку, у которой есть определенный политический интерес в Варане. То есть не как предмет любви, а как предмет чуждой власти, который хочет использовать подвластные Лагхи силы для достижения своих целей и который, в свою очередь, можно использовать для того же. Но не более.

Теперь же Зверда представала перед Лагхой во всем блеске своей великолепной, воинственной, необузданной женственности. От нее шел зов такой силы, что, казалось, еще немного – и бокалы на столе разлетятся вдребезги.

Лагха тоже встал из кресла. Он был все-таки выше, пальца на два. Но не более того!

Лагха почувствовал себя до крайности двусмысленно.

С одной стороны, ему хотелось тут же, почти не раздеваясь, овладеть Звердой прямо перед камином. С другой – вежливо откланяться и немедленно уйти ночевать под забором. В его душе, непростой душе Отраженного, наперебой звенели две струны, и каждая кричала о своем.

– Ты права. Пора перейти к главному, – еле слышно сказал гнорр.

Они не тискали друг друга в глупом нетерпении, не рвали одежду, не целовались и не сопели попусту.

Лагха расшнуровал штаны, Зверда деловито подобрала свое длинное парчовое платье, развязала набедренный кушак и опустила платье на плечи.

Лагха осторожно заключил в свои ладони ее литые груди с маленькими сосками нерожавшей женщины. Зверда нежно подтолкнула Лагху в плечи, чтобы он лег на спину. Лагха не возражал.

От Зверды шел запах молодого холеного тела и земляники. Ни духами, ни благовонными притираниями баронесса либо не пользовалась вообще, либо не пожелала воспользоваться.

Лицо Зверды стало невообразимо серьезным. Лагха почувствовал, как ее горячее лоно обволакивает его черен. Лагха тоже посерьезнел.

Он не понимал, отчего ему не хочется молоть ласковую ерунду, к которой его приучила Сайла. Целоваться со Звердой ему тоже не очень-то хотелось. Заглянув в свое сердце, Лагха понял: ему страшно.

Так они и любили друг друга: почти беззвучно, без единого слова, в тягучем, исступленном сосредоточении.

Когда Зверда, едва слышно взрыкнув, откинулась на спину, Лагха проливал семя столь долго, что, думал, отдаст сейчас всю свою жизнь без остатка. Судя по экстатической дрожи баронессы, ей тоже стоило великих трудов оставаться в сознании.

«Ворожить – не сено ворошить.»

Харренская пословица

1

Лараф взял книгу, оделся, заткнул свою «подругу» за пояс, тщательно закрыл тайник и вышел во двор.

Он подошел к парадному входу и отворил дверь. Он проходил здесь сравнительно недавно – около часа назад.

Парадное еще не заперли на ночь, а могли и вообще не запереть.

Специального человека на дверях у них в доме не было, поскольку дом был обнесен высокой и крепкой оградой, которая хорошо охранялась. Да и делать подле их дома праздношатающемуся недругу было нечего. Все дальние подступы к Казенному Посаду находились под наблюдением Свода.

Мануфактурские же своей дисциплинированностью превосходили, пожалуй, личную охрану Сиятельной Княгини. И мастерам, и простым рабочим было запрещено покидать свои подворья и казармы с наступлением темноты. Ослушников на памяти Ларафа не случалось.

Лараф поднялся на второй этаж и прошел в женское крыло дома. Там жили его сестры Тенлиль и Анагела со своими служанками. В коридоре горели две масляных лампы, так что найти дверь в комнату Анагелы не составило труда.