Услышав, что его зовут, грек подошел.

– Вы хотите знать, что я думаю обо всем этом? Так слушайте. Двое пиратов не могли сами захватить корабль. У них были сообщники. Чудес не бывает. Им помочь могли только рабы!

– Рабы? – воскликнул Ганнон. – Но ведь пираты с ними так жестоко обращались!

– Нет, ты не послушался моего совета, – вздохнул Мидаклит. – Ты не счел нужным посмотреть в обратную сторону!

– Седая борода прав, – вступил в разговор маврузий. – Плохие люди мало били рабов, а те сильно кричали.

– Не будем терять времени, – предложил Ганнон. – Надо решать, как нам быть.

– До Керны можно добраться сушей или морем, – рассуждал Мидаклит.

– У нас нет лодки! – возразил Ганнон.

– Ее можно соорудить! – Грек взглянул на Малха, ожидая его поддержки.

– Чем мы ее будем делать? – вздохнул старый моряк. – Мы должны срубить и выдолбить дерево, изготовить весла – на это уйдет не менее двадцати дней. А за это время, если позволят боги, можно добраться до Керны пешком.

Доводы Малха показались всем убедительными. Было решено не мешкая держать путь в Керну. Карфагеняне рассчитали, что путь до Керны займет не менее месяца. Ведь придется идти только днем.

Взвалив на спину тюки материи, которые теперь имели неизмеримо большую ценность, чем все золото Хреты, они тронулись в путь.

Гискон ничком лежал у мачты. Голова гудела, как корабельный колокол, в который бьют во время бури. Мальчик приподнялся. В глаза ему бросились обломки весел, сломанные древки копий. Сначала Гискон не мог понять, где он, что с ним случилось. Но вот память мгновенно возвратила его к прошлому.

Да, началось это с того, что к судну подошла лодка. На палубу поднялся Мастарна и стал подтаскивать к борту корабля товары. Потом Мастарна наклонился над бортом и крикнул Саулу:

– Перемени весла!

Иудей привязал лодку к веревочной лестнице, вытянул весла из петель и передал их Мастарне. Потом, быстро поднявшись на корабль, спустился на нижнюю палубу. Гискон знал, что там, рядом со скамьей гребцов, хранятся запасные весла.

Но что это за крики, звон и шум? Может быть, Саул снова бьет гребцов? Нет, это гребцы выбегают на палубу. В руках у них цепи и весла. Они вопят. Лица их искажены яростью.

– Бунт! Бунт! – закричал один из матросов, но тотчас же свалился под ноги Мастарне.

Этруск мгновенно раскроил ему череп.

И только тогда Гискон понял, что гребцы не сами освободились от оков, что все происходящее на его глазах – дело рук пиратов, задолго до этого дня готовившихся к нападению.

– Лопни мои глаза! – кричал Саул. – Сдавайтесь!

Но только двое матросов бросились плашмя на палубу, моля о пощаде. Несколько человек кинулось в трюм, где хранилось оружие. Но под ними рухнула лестница. Видимо, ее подпилили заранее. Один моряк, спасаясь от ярости гребцов, взбирался на мачту, но руки его соскользнули, и он упал. Разъяренные гребцы окружили его.

В это время один из матросов выхватил у гребца весло и ловким ударом свалил его с ног. Саул с грозным ревом бросился на матроса. И вот тогда Гискон решил, что и он может принять участие в схватке. Как кошка, он прыгнул на иудея.

Но Саул просто отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Гискон покатился по палубе. Тюк материи спас ему жизнь: он смягчил силу удара.

Что же произошло дальше? Этого Гискон не знал. Уже смеркалось. Гискон понял, что он долго был без сознания.

И вдруг им овладела мучительная мысль: «Пираты захватили корабль! А где же Ганнон и Мидаклит? Где Малх? Они остались в чужой стране. Что их ждет? Как им помочь? Где Синта?»

– Лопни мои глаза, а ведь рыбка клюнула! – раздался вдруг знакомый голос над головой Гискона. Гискон стиснул зубы.

– Наживка была что надо! – самодовольно ответил этруск. – Пусть они теперь добираются пешком до своей Керны!

– Не надо было их выпускать! – проворчал Саул.

– А вдруг они спасутся? Тогда нам несдобровать!

– Будь они во время схватки на корабле, неизвестно, как бы все обернулось, – возразил этруск.

– Лопни мои глаза! Представляю, как они скулили, увидев, что корабль ушел. Хотел бы я на них посмотреть!

– Опоздал! Их уже, наверное, сожрали звери.

Послышались тяжелые шаги, скрип лестницы. Потом все стихло.

Превозмогая боль, мальчик поднялся и взглянул на клетку, где сидел Гуда.

Клетка со львом стояла на прежнем месте. Лев ходил из угла в угол, с тоской вглядываясь в грозно шумевшее море.

«Где же Синта? – думал Гискон. – Во время схватки ее не было на палубе… Так это Мастарна! – вспыхнула в его мозгу мысль. – Вот кто был ночью у костра вместе со Стратоном. Это жрец подговорил пиратов захватить Синту, чтобы вернуть ее в храм Танит».

Гискон спустился по деревянной лестнице. В каюте Ганнона было тихо. Гискон осторожно приоткрыл дверь и отшатнулся. Он увидел Синту: ноги и руки ее были затянуты веревками, голова с распущенными волосами наклонена, глаза закрыты.

– Синта! – прошептал мальчик, переступая порог.

Синта вздрогнула. Увидев Гискона, она рванулась к нему и упала на ковер. В этот момент мальчик почувствовал, что чьи-то жесткие пальцы больно стиснули ему ухо.

– Щенок! – шипел Мастарна. – Еще раз войдешь сюда – задушу. А тебе, – обратился он к Синте, нагло улыбаясь, – советую быть поласковее. Твой хозяин теперь я!

Прошло несколько дней. За это время Гискон узнал, что после схватки на корабле в живых осталось лишь четверо матросов. Они посажены за весла. Освобожденные пиратами гребцы помогают им с неохотой. Мастарна и Саул, видимо, этим озабочены. Они постоянно шепчутся и смотрят на берег, словно ищут там спасения.

Вчера Мастарна подвел корабль к самому берегу и приказал спустить паруса. Это стоило немалых трудов. Со спущенными парусами «Сын бури» вошел в устье небольшой речки, возможно рукава Хреты. На правом ее берегу, шагах в двухстах от воды, виднелось несколько десятков жалких шалашей. Мастарна жадно и нетерпеливо глядел на них, потирая руки.

Появление корабля вызвало ужас у обитателей хижин. Они попрятались в кустах. Но, убедившись, что пришельцы мирно бродят по берегу, чернокожие осмелели. По двое, по трое они подходили к песчаной косе, близ которой стоял на якоре «Сын бури». Здесь они находили оставленные для них разноцветные кусочки материи, стекляшки и дешевые медные фибулы[66]. От радости туземцы щелкали языком, хлопали себя по животу, подпрыгивали.