Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восхищения… Наверняка не только потому, что, исполнив реверанс, она заметила, что ее сердце забилось чаще. Один обмен взглядами, и, как ранее Ля Валльер, она оказалась заложницей собственного сердца, навсегда влюбленного в короля.
Преисполненная тайного ликования, она покинула Пале-Рояль с его запахом капусты, чтобы переместиться в Версальский дворец, под опеку мадам де Монтеспан. Здесь она могла встречаться с королем практически каждый день.
Вскоре она увидела его гораздо ближе, чем могла когда-либо себе представить. Праздничная ночь в Кланьи, которую посетил король, прогулка по саду, чтобы отдохнуть от душного салона. Мадам де Скорай не заметила двух мужчин, идущих позади. Вскоре она очутилась перед небольшой беседкой, освещенной мягким светом, в которую ее пригласил войти король, следовавший за ней с герцогом де Ларошфуко. Там был накрыт стол и была создана уютная, приятная атмосфера. Вскоре за парой закрылась дверь, а герцог стоически охранял их снаружи, готовый остановить любого любопытного, если бы таковые нашлись. Он был придворным, хорошо знающим свой долг и умеющим преодолевать неприятности ради блага короля. И, действительно, на следующий день он подхватил простуду и несколько новых земель в придачу.
Новость о том, что король увлекся Анжеликой, словно бомба, взорвала Версаль. Некоторые считали это прихотью, кто-то – настоящей любовью. Никогда еще король не совершал подобных безумств ради женщины. За короткое время у Анжелики появились наряды, карета, украшения и земля в Фонтанже. Поговаривали даже, что король хотел сделать ее герцогиней. Мадам де Монтеспан, огорошенная таким поворотом событий, пришла в ярость. А ведь план казался ей таким продуманным… Всего за несколько дней ее покровительство превратилось в ненависть.
То был разгар самого ужасного времени в истории, когда все сильные мира сего прибегали к помощи ядов, когда гадалки, ясновидящие и прочие ведьмы ценились больше всего на свете. Они задавали настрой всей Франции. Быть может, мадам де Монтеспан приобрела яд у Ля Вуазен или у Филастры, после ареста предыдущей, чтобы избавиться от своей соперницы?[32] Похоже, ясность в этом деле не наступит никогда.
С течением времени влияние мадемуазель де Фонтанж все усиливалось. Забеременев, она стала герцогиней, и мадам де Монтеспан вынуждена была наблюдать, как ее соперница садилась в то знаменитое кресло, о котором ей приходилось только мечтать.
Однако здоровье подводило новоиспеченную герцогиню. Беременность переносилась ею плохо, девушка худела, теряла яркость и через месяц после казни Ля Вуазен произвела на свет мертвое дитя.
От горя ли, либо от других страданий герцогине становилось все хуже. Она совсем потеряла свой блеск, а тело, из которого медленно уходила жизнь, начало подводить ее. Страшно было смотреть на ту, что когда-то была самой ослепительной женщиной королевства. А Людовик XIV терпеть не мог больных. Вскоре он отвернулся от любовницы и отослал ее к гувернантке своих незаконнорожденных детей, к мадам де Ментенон, которая, как могла, пыталась успокоить больную.
Та, в слезах, отвечала ей: «Вы советуете оставить любовь, как будто это просто привычка».
Вскоре она скончалась. После поездки в аббатство Шелль, главой которого она сделала свою сестру, Анжелика направилась в Пор-Рояль, где умерла 26 июня 1681 года… В возрасте двадцати лет.
Своей семье в Кропьере, о которой никогда не забывала, она отправляла золото, очень много золота, а также повелела построить террасу, лестницу и зал для театра. Семья получила королевские проценты со своего вложения. Она же, несчастная хрупкая герцогиня, заплатила за это состояние своей кровью и жизнью…
В настоящий момент замок находится в собственности семьи Шефдебьен и не предназначен для посещения.
Да, совесть все же есть, и она жжет, как яд!
Был канун Рождества 1800 года. Все ужасы Великой французской революции начали постепенно забываться. Бонапарт, первый консул, восстановил в стране порядок, и религиозные треволнения угасли. По правде говоря, они исчезли вовсе, поскольку церковные мессы по большей части были запрещены и вскоре стали скорее единичными случаями, причем проводились втайне и с величайшими предосторожностями. Однако мадемуазель Аделаиде де Сисе никогда не было особого дела до предосторожностей…
Казалось, Революция никоим образом не повлияла на эту пятидесятилетнюю женщину. Святая великодушная женщина в самый разгар террора продолжала посещать больных, помогать бедным и даже устроила у себя нечто вроде прибежища для гонимых религиозных деятелей. Щедрость же ее была поистине безгранична. Она даже не озаботилась убрать частицу своего имени (признак дворянского рода) и скрыть тот факт, что она была сестрой двух епископов. Но примечательнее всего было то, что эту женщину любили и уважали все без исключения. Очевидным было одно: стоило какому-нибудь неосмотрительному глупцу донести на нее, он вряд ли бы дожил до старости.
Так что нет ничего удивительного в том, что каждый год, под Рождество, Аделаида проводила в своем парижском доме на улице Кассетт ночную мессу. Тем более что богослужение проводил ее старинный друг, отец Клоривьер.
Но в тот вечер помимо священника в доме были одни только женщины: разумеется, сама мадемуазель де Сисе, несколько монахинь, три родственницы Аделаиды из рода Лимоэлан и некая девушка, Анна-Мария де Д…, чья фамилия так никогда и не была раскрыта. Она, как и дамы де Лимоэлан, проживала в Версале и была замужем за их сыном и братом. Анна-Мария была крайне взволнована, поскольку ее жених, Жозеф, по какой-то необъяснимой причине задерживался…
Это был рослый обаятельный молодой человек, тридцати двух лет от роду, довольно приятной наружности, несмотря даже на слабую близорукость, которая вынуждала его носить очки. Дамы де Лимоэлан никогда не покидали пределов Франции, но вот Жозеф не так давно вернулся из-за границы, так что любящие его родственницы всегда переживали, если он немного опаздывал. Тем более в столь поздний час. А Анна-Мария переживала даже больше остальных, поскольку была глубоко привязана к своему жениху (их союз никак нельзя было назвать браком по расчету). По правде сказать, любовь эта была еще совсем незрелой, и девушка даже толком не знала, кому отдала свою руку и сердце.