Когда-то Монсегюр принадлежал ужасному барону Дезадре, чья слава была не менее велика, чем его жестокость. Во времена религиозных войн этот злобный глава протестантов, как никто, умел умерщвлять своих плененных врагов самыми для них неприятными способами. Подобно знаменитому католику Блезу де Монлюку, барон слыл настоящим виртуозом пыток и превращал смерть своих жертв в бесконечные страдания. И вот говорили, что в безлунную ночь его призрак все еще витает на территории замка.

Разумеется, древние байки не только совершенно не пугали группу молодых людей, карабкавшихся по развалинам замка, но – наоборот – прибавляли их веселью остроты. Они шли охотиться на привидение! Ну а самыми безрассудными храбрецами, участвовавшими в этой затее, были виконт Анри де Рабастен, гасконец двадцати лет от роду, и его приятель по имени Бомон. Тогда они твердо решили развеять все легенды, касающиеся этого мрачного места.

К все еще частично меблированному замку был приставлен старик-сторож. Хозяйка замка, графиня де Пракомталь, не хотела, чтобы замок слишком уж пустовал, пускай сама она там и не жила уже очень и очень давно… Хотя, сказать по правде, внутреннее убранство замка не вызывало особого интереса, так что банда шалопаев с легким разочарованием блуждала по пыльным коридорам, грязным переходам и пустынным залам. Неожиданно кто-то заметил на склоне крутого холма, где стоял замок, какой-то каменный крест. Ну, наконец-то хоть что-то стоящее!

Приятели поспешили к нему, сгрудились вокруг. На кресте были начертаны имя и дата: «Люси де Пракомталь, 25 июня 1715 года…» Заинтригованные ребята позвали сторожа, и тот им все объяснил…

Тридцать лет тому назад, практически в тот же день, в еще целом бурлящем жизнью замке устроили празднество. Дочь графини де Пракомталь, восемнадцатилетняя Люси, выходила замуж за молодого виконта де Кенсона, который был старше ее на семь лет. Оба были юны, красивы, богаты, любили друг друга (что было редкостью!), и все вокруг были счастливы. Ну, или, по крайней мере, рады… Пока в конце праздника не случилось небольшое происшествие.

А произошло вот что: новоиспеченная виконтесса де Кенсона, желая разделить сдвоенный миндаль, чтобы угостить им своего супруга, сломала обручальное кольцо, которое проносила всего каких-то пару часов. Она побледнела, углядев в произошедшем дурное предзнаменование. Однако супруг ее ничуть не смутился и даже отпустил шутку по поводу того, как девушка торопится поскорее от него «избавиться». Так что вскоре улыбка вновь заиграла на губах Люси, и они вместе с мужем покинули стол ради новых услад.

В ожидании большого вечернего бала кто-то из гостей предложил игру в прятки: старинный замок прямо-таки создан для этой забавы. Засидевшиеся за столом гости были рады размяться. Водить первым вызвался сам виконт де Кенсона. Но прежде чем ему завязали глаза, он поцеловал свою супругу со словами:

– Вам никогда не удастся спрятаться от меня, душа моя. Я слишком люблю вас, так что найду без промедления, даже с завязанными глазами…

Все разбежались. Игра длилась довольно долго. Замок наполнился криками, смехом, возгласами, шумом хлопающих дверей и торопливых шагов. Но когда запыхавшаяся компания, наконец, собралась в главном зале, все увидели, что одного человека не хватает: Люси не пришла.

В течение нескольких часов ее искали, звали по имени, осматривали каждый уголок. Гости, стража, слуги, развлекавшиеся во дворе крестьяне – все буквально сбились с ног. Но без толку! Тогда они подумали, что Люси свалилась в овраг. Было уже поздно, так что, помимо веревок, принесли еще и фонари.

Решили даже, что девушку могли украсть цыгане, днем стоявшие лагерем неподалеку от замка. Они и впрямь могли позариться если не на красоту, то на украшения виконтессы. Пустились по их следу, но, увы, цыгане оказались ни при чем. В таборе нашлась одна пожилая цыганка, которая даже посочувствовала безутешной мадам де Пракомталь и сказала ей: «Однажды ты увидишь свою дочь, и я не могу сказать, когда и каким образом…»

Слабое утешение! Мало-помалу надежда отыскать Люси живой угасла вовсе. Люди думали, что девушка вышла из замка и упала в какой-нибудь особенно глубокий овраг, либо же стала жертвой дикого зверя. Наступил траур, а вместе с ним родилась и легенда о женщине в белом, которая по ночам блуждает в старом замке и плачет. Будучи не в состоянии жить в этом доме, где столь печальным образом исчезла ее дочь, мадам де Пракомталь велела заколотить все двери и окна и уехала в Валанс, где посвятила себя служению Богу и благотворительности…

Этот трагический рассказ, поведанный очевидцем, заметно остудил веселость юных посетителей. Чтобы хоть как-то развеяться после мрачной истории, они сели перекусить на траву возле крепостной стены. Но Анри де Рабастен предпочел уединиться. Он не был голоден. История, рассказанная сторожем, потрясла его до глубины души. Сидя на сухих камнях невысокой стены, он рассеянно гладил большого серого кота, который был собственностью старика-сторожа и, казалось, был не против общества юного виконта. Мысли юноши витали где-то далеко-далеко: он представлял себе фигурку в белом облачении, сияющее личико, обрамленное светлыми волосами, под кружевной вуалью. Большего он вообразить не мог. Но Анри чувствовал, что некая мистическая сила неотвратимо влечет его к этой девушке… Тут явился его друг Бомон, сел рядом и без обиняков рассудил, что приятель попросту влюбился в привидение… Для самого Бомона все было ясно как день: вопреки услышанному, Люси не нравился виконт де Кенсона, вот она и воспользовалась игрой в прятки, чтобы сбежать с тем, кого по-настоящему любила. Но Рабастен воспротивился этому объяснению, порочащему светлый образ той, что всецело завладела его мыслями. Когда кто-то из его приятелей предложил сыграть в прятки, как тогда на балу, Рабастен поначалу тоже начал ворчать, но потом, чтобы не показаться совсем уж брюзгой, присоединился к остальным.

Вскоре он увлекся игрой, которая стала для него замечательной возможностью пуститься на поиски вожделенного белого призрака. По извилистым коридорам он вышел в пустынные залы, откуда попал в крошечную комнатку со сводчатым потолком. С другой стороны комнаты виднелся черный проход. Рабастен заколебался (впереди не было видно ни зги), как вдруг услышал шаги позади. Испугавшись, что его найдут, он вбежал в темный проход и притаился возле стены. Неожиданно он почувствовал, что стена подается назад.

Решив, что это просто неприкрытая дверь, он отступил еще дальше, притворив за собой «дверь», которая на поверку оказалась массивной деревянной панелью. Та встала на место так же бесшумно, как и открылась. Кромешная темнота внутри была наполнена затхлым удушливым запахом. Рабастен услышал, как звуки шагов постепенно затихают вдали, и решил, что пора бы ему выбираться, но… не нашел ни ручки, ни замка, ни засова – лишь гладкие деревянные панели. Рабастен был храбрым малым, но даже у него сердце принялось учащенно стучать. Наиглупейшим образом он оказался заперт в каком-то шкафу. Нужно было срочно выбираться…

Тыкаясь впотьмах, словно слепой крот, он все же нашарил что-то у себя под рукой. Он нажал на это «что-то», однако стена отъехала не впереди, а позади него. Откуда-то сверху в новое помещение просачивался неверный сероватый свет. В крошечную комнату, расположенную ниже предыдущей, вели четыре ступеньки. Рабастен поспешно спустился вниз, но в полумраке не смог различить ничего конкретного, кроме того, что помещение представляло собой некий небольшой подвал. Под низким потолком комнаты располагалось зарешеченное слуховое окно, через которое и лился бледный свет. Постепенно глаза юноши начали привыкать к темноте, и он увидел стол и два кресла с высокими спинками. В одном из кресел кто-то сидел: он различил обилие белых тканей, женский силуэт и подумал, что, вероятно, какая-нибудь подруга из их компании обнаружила это место раньше него. Но, когда Рабастен приблизился, он понял, что перед ним был ссохшийся труп, мумия в белом подвенечном платье…