Вольского жил, многое видел. Многому его премудрый боярин научил когда-то.

— Сам ты осел, Юрьич, — пробормотал княжич с досадою. — Стал бы я Бергород позорить? Потихоньку бы стариков на заслуженный покой отправил, с кем-то сговорился бы, кого-то в деревню сослал. Что уж меня за дурака-то все держите?

— Так ты, родной, кричал дюже о справедливости, — пожал плечами боярин. — Что мы подумать могли? Опасен ты стал. Надо было убирать такого резвого жеребца, пока всех нас не затоптал. Не успели немного…

— Чей план был?

— Мой, — твердо ответил Демид Юрьевич, нехорошо улыбаясь. — Сам только и придумал. Ну так что, отпускаешь?

— Поднимайся. Сейчас народ кликнем, объявлю, что милую тебя. Но ноги твоей чтобы в Бергороде не было к исходу седмицы.

— Так это само собой. В деревню поеду, там уж давно меня старуха моя дожидается.

Ольг помог грузному боярину подняться, накинул на плечи старику свою шубу, поморщившись от спертого звериного запаха старческого тела, нахлобучил на голову свою же шапку. Не хватало еще уморить несчастного, ему ж потом припоминать всю жизнь будут. Подхватил под локоть и вывел из подвала на белый свет.

— Совет тебе от меня, Олежа, отцовский, — прошипел боярин Ольгу в ухо. — Не след врагов миловать. Нельзя добрым таким быть. Надо было убить.

— Слово дал, — буркнул Ольг. — Да чего тебя убивать-то? Ты уж власти не имеешь. И в дом свой не попадешь все равно. Я ж обещал не убивать, а про имущество не говорил. Сейчас на телегу посажу и за стены городские выведу. Ладно, еще охрану дам, чтобы тебя волки по дороге не съели.

Боярин только крякнул и тихо засмеялся в ответ.

Глава 15. Проклятье Зимогорово

Значит, убить Ольга хотели бояре. Опасен он для них. С одной стороны, Ольг мог гордится собой, а с другой — неприятно было на душе. Что-то в его жизни разладилось. До судьбоносной встречи со старшим братцем он жил весело и с задором. Все успевал, весь мир любил, был несокрушимо уверен в себе. Теперь все поменялось.

Бояре из добрых знакомых и друзей отца вдруг стали врагами, что змею в рукаве носят. В доме отчем, по словам Никитки, тоже не все ладно было. Не то пакостил кто-то, не то по дурости бедокурил. Лекарь, опять же, исчез куда-то, хотя Ольг и не думал его обижать.

Но больше всего княжича беспокоила ведьма. Хоть и не попадаясь почти на глаза, она была везде. Запах трав встречал в кухне. Чистая и веселая Варька неустанно рассказывала, как любит свою новую нянюшку. Пироги эти проклятые… И голос звонкий, что никак старухе не мог принадлежать. А еще — воспоминания, которые ночами кружили голову. Надо было с этим что-то делать.

Была у Ольга мысль заглянуть к одной из знакомых бабенок: хоть к Янке-калачнице, хоть к Злате Мельниковой, да только… не хотелось. И это тоже было тревожно.

Стало быть, пора с Марикой начистоту разговаривать, а то покоя Ольгу не будет никогда.

Вернулся домой, переоделся в чистое, чтобы запахом подвальным не пахнуть, да ведьму к себе позвал. Разговор этот он давно уже себе придумал и все подготовил.

— Звал, Олег? Болит что?

— Поговорить хочу, проходи и дверь закрой.

— О Варьке?

— О тебе, Марика.

— Даже так? Ну, говори, княжич. Внемлю мудрости твоей.

Как же с ней непросто! Но он и не ждал, что легко будет. Вздохнул тяжко и молвил:

— Завяжи мне глаза.

— Что? — растерялась Марика.

Огляделась испуганно, губу прикусила. Пьяный он, что ли? Что еще выдумал?

Ольг сидел на постели, глядел прямо ей в лицо и снова говорил:

— Глаза завяжи мне.

— Зачем?

— Я так хочу.

Марика смотрела на него, словно на сумасшедшего, а потом тяжко вздохнула и взяла с лавки платок. Приблизилась с сомнением, а он только наклонил свою кудрявую голову, чтобы было удобнее. Касаться его пальцами просто так, не для того, чтобы лечить или проверять, было особым удовольствием. Не удержалась, провела пальцами по светлым мягким волосам. Он вдруг мурлыкнул как кот, обхватил ее двумя руками и уложил в постель.

Ведьма хотела заорать, но он быстро закрыл ей ладонью рот.

— Тише, женщина, я только… я не обижу.

Да что он о себе возомнил! Думает, раз у него тут деньги и власть, то ему можно… Но Ольг склонился к ее щеке, провёл по ней носом, и Марика, вместо того, чтобы вырываться, замерла, отчаянно зажмурившись. Да она же старая и страшная! Вот же… баран упрямый! Что же, она ведь не каменная, столько времени под одной крышей с ним жить и чувства свои в себе давить! А вдруг… а вдруг что-то сейчас поменяется? Она очень этого хотела, всею душою своей.

Ольг очень нежно, осторожно поглаживал гладкую тёплую кожу, все больше убеждаясь: на ведьме морок. И морщины пропали, и кожа казалась на ощупь молодой и упругой, и даже запах изменился. Не сомневаясь больше, распустил ворот льняной рубахи, пытаясь добраться до вожделенной женской груди, не смог, стиснул только через ткань одежды и еле слышно застонал.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать пять… вроде, — выдохнула Марика, решаясь вдруг на безумие и обвивая руками могучую шею. — Сбилась со счета.

— Почему ты такая?

— Проклятье Зимогорово.

— Расскажи мне.

Он отстранился, на миг коснулся повязки на глазах, но сдёрнуть ее не решился. Сел, уверенно увлекая ее в свои объятия, уткнулся носом в волосы.

— Глупая история, — с досадой буркнула Марика, ёрзая и ощущая, что он вполне готов к продолжению любовных игр. Она не хотела болтать, она хотела… Ну да ладно.

— Расскажи.

— Когда нашу деревню сожгли угуры, я похоронила всю семью: родителей, мужа, его родителей, братьев и сестёр. Сама я спаслась в лесу, я ведь ведьма. Меня так и не нашли. Было плохо, тошно, я не знала, как мне жить дальше. Ничего у меня не осталось. Там, на пепелище, меня нашёл Зимогор, волхв. Сказал, что во мне сила есть, что учиться надо, а ему помощница в доме не лишняя. Я и согласилась. Наверное, потому, что он в лесу жил, а мне так нужно было спрятаться…

— Он мужчина, — голос Ольга вдруг