– Нисколько, – ответила Рут. И это было правдой.

Потом он положил голову ей на колени. Она отвела его волосы назад, чтобы видеть изогнутую раковину уха.

– Что ты думаешь о том, чтобы переехать ко мне? – спросил он.

Рут увидела себя сидящей у постели Ричарда. Он умирал. Однажды Фрида сказала Рут о Гарри: «По крайней мере, вам не пришлось сидеть у его постели», и Рут была потрясена. Теперь голова Ричарда у нее на коленях была тяжелой и одновременно дорогой. Она пригладила волосы над плоским ухом и собиралась наклониться, чтобы поцеловать его в лоб, но он неожиданно сел и виновато сказал:

– Прости, я слишком тороплю события. – Потом он застегнул свою рубашку, и она заметила, что ногти у него на пальцах стали толстыми, а руки дрожат. – Но ты подумаешь об этом?

– Да, – пообещала Рут.

Она поднялась, осознавая, что случившееся не выбило ее из колеи и что она испытывает не столько удовольствие или радость по поводу того, что ей неимоверно повезло, сколько легкое изумление, как будто ей рассказали грустную и смешную историю. Спешить было некуда. Они ждали полвека, так почему им вести себя как подростки, которые не могут прожить друг без друга ни минуты? Но она об этом подумает.

Они оба уже оделись и причесали друг друга, смеясь, как когда-то, наверное, делали их матери. Они вместе прошли по дому, обсуждая виды на будущее. Через несколько недель Рут могла бы приехать в Сидней. Или Ричард сюда. Они могут говорить по телефону и писать. Если бы бухту захватила армада китов, они ее бы не заметили. На самом деле они старались не смотреть на море и сидели в гостиной, где белый послеполуденный свет проникал сквозь занавески. Ричард положил правую руку на левое колено Рут и сказал:

– Обещай мне об этом подумать.

Донесшийся с подъездной дорожки шум такси Джорджа застал их врасплох. Они ждали его через полчаса.

Фрида отсутствовала гораздо дольше, чем это требовалось для покупок, и Рут на секунду испугалась, что Джордж приехал только затем, чтобы забрать Ричарда, что это его последняя услуга, прежде чем он и его сестра исчезнут из жизни Рут навсегда. Однако в саду, а потом и возле наружной двери послышалось шуршание пластиковых пакетов и учащенное дыхание, и Фрида объявила, что Джордж взял пассажира и заедет за Ричардом в назначенное время.

– Ну, какие у вас новости? – Она была в сером пальто и выглядела необычайно оживленной.

Рут с Ричардом, улыбнувшись, пожали плечами.

Склонившись над покупками, взволнованная Фрида вдруг доверительно сообщила:

– А вот у меня есть новости. И очень важные. Акула напала на человека.

Ричард с Рут, до конца не пришедшие в себя, старались осознать услышанное.

– Акула! – первым нашелся Ричард.

– О господи, – проговорила Рут. И попросила Фриду рассказать все подробно.

Со времени последнего нападения прошли годы, и новости появятся во всех газетах. Это не местный парень (не тот, который продал ананас, подумала Рут), он регулярно приезжал сюда из города на серфинг. Он жив пока, но дела его плохи: потеря крови и нога, которую, скорее всего, придется ампутировать.

– Он проснется либо мертвым, либо без ноги, – с коротким смешком сообщила Фрида и поморщилась.

Итак, визит подходил к концу на фоне несчастья. Они все вышли в сад и увидели над заливом вертолет.

– Ищут, – сказала Фрида.

– Мальчика? – спросила Рут.

– Акулу.

Кучки наблюдавших за китами людей лихорадочно всматривались в море. Фрида спустилась к ним с дюны, Рут с Ричардом последовали за ней. На склоне Ричард галантно придерживал Рут за локоть.

Люди на берегу сочли естественным обратиться к Фриде, когда она появилась на песке:

– Это акула? Акула?

Они собрались вокруг нее, а она с радостной уверенностью отвечала на все их вопросы. Молодая девушка в мокром купальнике расплакалась, а остальные, вытащив свои мобильники, принялись фотографировать пустое море. Китов нигде не было. Лишь чешуйчатые послештормовые волны непрерывно накатывали на берег. Вертолет издавал жужжащий звук, который разносился над водой. Пока Ричард с Рут наблюдали за тем, как он, взмыв, направился прочь от залива, Ричард держал ее за руку. Потом группа на песке разошлась.

Ричард хотел помочь Рут взобраться на дюну, но Фрида взяла ее за руку с другой стороны и почти что унесла от него. Ричард брел за ними, он был похож на маленького мальчика, поглощенного мыслями о собственном ничтожестве. Ему оставалось только производить ненужный шум, а Фриде – намеренно игнорировать его, а Рут – ничего не замечать, взбираться на дюну в объятиях Фриды и думать только о дюне. Но все же она вспомнила о том, как он положил ей руку на колено и сказал: «Обещай мне об этом подумать».

Ричарда дожидалось такси. Рут даже удалось своими глазами увидеть впервые грузную фигуру таинственного Джорджа. Стекло в машине было опущено, и он сидел за рулем, в полумраке, а его согнутая мясистая рука розовела в лучах солнца. Фрида не сделала попытки с ним поговорить или его представить. Чемоданчик Ричарда ждал у наружной двери. Уик-энд закончился, Рут не успела заметить как. Она продолжала ждать, что случится что-нибудь еще. Конечно, кое-что уже случилось, но предчувствия ее не оставляли. Это Джордж все испортил, Джордж, который забирает людей. Из-за ждущего такси Ричарду пришлось вынести свой чемодан, а Рут – стоять вместе с Фридой на крыльце и улыбаться.

– Насчет прошлой ночи все в порядке, – сказала Фрида.

– Разумеется, в порядке, – ответила Рут.

– Я хочу сказать, что я тебя прощаю.

Рут с Фридой подняли руки, и Ричард помахал им сквозь окошко такси, которое, проехав задним ходом по дорожке, исчезло в желтой траве.

Рут заболела сразу после отъезда Ричарда. Она решила, что эти вещи связаны, во-первых, из-за времени – она не могла удержать в руках чашку чая, который Фрида дала ей, как только Ричард уехал, – а во-вторых, потому, что у ее болезни не было никаких особых симптомов. Возможно, на нее напала хандра. Слишком много волнений для ее старого сердца, подумала она. В менее сентиментальные моменты она ругала себя за то, что вела себя как школьница, но в глубине души была довольна доказательством своей неувядающей романтичности. И все же несколько дней она провела в постели, всегда испытывая усталость, редко голод, но никогда не страдая от жара и головной или любой другой боли, если не считать спины. Она принимала свои лекарства и уверяла Фриду, что не надо вызывать доктора и тревожить сыновей. Фрида предположила, что она просто перенапряглась с Ричардом, и Рут залилась краской, но Фрида не обратила на это внимания.

Фрида оказалась хорошей сиделкой. Она варила суп, убиралась и добросовестно следила за состоянием здоровья пациентки, проявляя беспристрастность и не веря на слово. Она не выражала своего сочувствия, но никогда не оставляла без внимания неясные недомогания Рут. Она поддерживала равновесие жидкостей в ее организме и, несмотря на то что в свое время скептически отнеслась к утверждению Ричарда о пользе рыбьего жира для старческого мозга, начала давать Рут большие капсулы, внутри которых смутно просвечивала золотистая жидкость. Единственным огорчением Рут было изгнание из спальни кошек. В доме воцарилась новая атмосфера спокойствия, он был прохладным, чистым и беззвучным по ночам. Фрида не говорила о Джордже, о неприятностях с деньгами или о том, почему она живет в комнате Филипа. Порой Рут охватывало беспокойство и ее мысли путались, когда она спала слишком мало или слишком много; она пыталась говорить о Ричарде, но Фрида, невозмутимая и прямодушная, лишь слегка качала головой. С ее лица не сходила улыбка Мадонны, всегда смотрящей поверх головки Сына, как бы раздумывая о том, что приготовить Иосифу на обед. Рассматривая возможность поездки к Ричарду, Рут говорила: «Вот возьму и поеду! Кто мне запретит?» – а в другое время утверждала: «Так или иначе, но я не из тех женщин, которые готовы посвятить жизнь мужчине». Порой ей казалось, что она должна принять какое-то важное решение, но пребывала в приятном недоумении относительно того, что именно следует решить. Фрида читала детективы и молчала. Солнце заглядывало в окно, оставляя на постели длинные полосы, в течение дня эти полосы перемещались, а потом снова становилось темно.