– Ёлки-палки! – возмутился Лера. – Эти ненормальные нас точно пристрелят!

Шурка снова почесал затылок.

– А давай лавку вроде щита используем, – предложил он.

– Как вместо щита? – не понял Лера.

– А так – главное, чтобы она всё время между нами и ополченцами была. Мы тогда под её прикрытием до самого трактира доберёмся.

Лера с такой идеей охотно согласился. Определив прямую линию, на которой ополченцы были точкой А, торговая лавка – точкой В, а они сами – точкой С, мальчишки, энергично орудуя локтями, поползли к противоположному краю площади. План Шурки всем был хорош. Одного он не учёл – множества препятствий в виде опрокинутых телег, лошадиных и человеческих трупов. Но самое страшное зрелище представляли раненые. Животные призывно ржали и бились на земле – одни в предсмертной агонии, другие – тщетно пытаясь подняться на перебитые ноги. Искалеченные воины – свои и чужие – кричали от дикой боли, покрепче духом – скрежетали зубами. Стонали умирающие…

При виде этих немыслимых страданий, Лера вдруг вспомнил и понял, почему его бабушка Анисья Николаевна с улыбкой встречала все житейские невзгоды, оправдывая свой вечный оптимизм одной единственной фразой: «Лишь бы не было войны». Она-то войну видела, она-то знала, что это за подлая штука.

Наткнувшись на тяжело дышащую и, судя по всему, умирающую лошадь, Шурка даже заплакал от жалости. Забыв об опасности, он свернул с намеченного курса и погладил несчастное животное по вздрагивающей шее. Лошадь скосила на него свои добрые испуганные глаза, словно спрашивая: «За что меня так? Я ведь исправно служила людям, а они меня взяли и застрелили».

– Что же они делают! – закричал тогда гневно Захарьев и, забыв всякий страх, вскочил на ноги и потряс кулаком. – Что же они убивают всех вокруг себя!

Над ним тотчас засвистали пули. И если бы не Лера, который повалил друга наземь, не миновать Шурке доброй порции свинца. Дальше было ещё хуже. Увидев израненного ополченца, друзья поспешили к нему на помощь, совершенно позабыв, что на них форма французских фузилеров. Стоило им приблизиться, как ополченец с перекошенным от ненависти лицом, преодолевая боль, выхватил здоровенный палаш и едва не зарубил их. Напуганные мальчишки рванулись прочь и снова попали в поле зрения Ермолая.

– Вот они, шпионы! – закричал унтер-офицер.

Мужики взяли ружья наизготовку. Ещё миг, и друзья пали бы под градом пуль. Но произошло невиданное – деревянное строение незаметно скользнуло в сторону и героически приняло на себя весь ружейный залп. В горячке боя никто не заметил, что лавка сдвинулась. Ополченцы поняли только одно – «отравители» пытаются их перехитрить. Тогда они взяли вправо. Но и торговое заведение, которое, очевидно, исполняло интуитивные пожелания Леры, переместилось вправо. И вновь это осталось незамеченным. Унтер-офицер Четверть и его подчинённые решили, что отравители их барина, как всякие шпионы, просто невероятно ловкие и изворотливые.

Под прикрытием лавки Шурка с Лерой благополучно преодолели половину пути. Но когда до трактира осталось всего ничего, над ними опять засвистали пули. Что за чёрт?! Прижавшись к холодной брусчатке, друзья замерли. А когда стрельба немного поутихла, приподняли головы и увидели, что нижние окна трактира ощетинились ружьями и что стрелками во французском штабе командует коробчатый Фью в форме наполеоновского полковника.

– Что теперь делать? – обернулся Шурка.

– Надо этого инопланетного коробка в стаю канареек преобразовать, – предложил Лера. – Посмотрим, как он тогда приказы будет отдавать. А то раскомандовался тут.

– Без прямого контакта не получится, – вздохнул Шурка. – Давай лучше в 1786 год вернёмся.

– Ты же говорил, что только из трактира можно.

– Придётся рискнуть, иначе нам хоть так, хоть так крышка. Со всех сторон бьют.

Мальчишки прижались друг к другу, зажмурились и приготовились к переходу. Прошло пять секунд, десять, полминуты – никаких изменений. Вокруг по-прежнему гремел бой. Лера, наконец, не выдержал и открыл глаза. К своему удивлению он обнаружил, что на площади идут мирные торги, и нет никакого кровопролития. Между тем битва грохотала с прежней силой.

– Шурик, – толкнул он тогда друга, – у меня, наверное, крыша поехала.

Шурка тоже открыл глаза и тоже помотал головой.

– Это накладка звуковая, – сказал он, морщась. – Из-за того, что не в том месте вернулись. Небольшая форточка во времени осталась.

– Долго она ещё будет сквозить?

– Кто её знает, – пожал плечами Шурка, – может, полчаса, а может, сутки.

Постепенно стрельба, звон железа и яростные крики дерущихся становились тише.

– Ага, – заметил Лера, – закрывается форточка.

В это время мимо проходила барышня. С изумлением и испугом в лице обошла она распростёртых на мостовой молодых людей, поражаясь их видом и затухающими, но всё ещё ужасными звуками невидимого сражения. Только тогда друзья вспомнили, что на них мундиры французских пехотинцев. Не мешкая, они укрылись между торговых лавок, которых, казалось, никакое время не берёт.

– Преобразовывай быстрее, – торопил Лера, – а не то нас опять за шпионов примут.

Звуки боя к тому времени исчезли окончательно. Лишь призывные крики торгового люда разносились над уездной площадью. Но после пребывания в грозном 1812 году они показались друзьям сладкоголосой песней. Не опасаясь более получить пулю в затылок, Шурка без особого труда вернул себе и Лере прежние дворянские наряды.

Выбравшись на открытое пространство, мальчишки увидели озадаченного их появлением кучера.

– Ты чего, Прохор, уставился? – спросил Шурка, заметив его недоумённый взгляд.

– Помилуйте, Александр Евтухович, – почесал затылок тот. – Токмо-токмо вы в трактир вошли, а уж тут подле скобяной лавки пребываете за сотню шагов. Как такое быть могет?

Вспомнив, что он английский граф, Лера принял высокомерный вид.

– Пить водка меньше надо, – заметил он.

– Упаси Боже, – перекрестился Прошка. – С третьего дня ни капли в рот не брал.

– Сие есть после питейный синдром, – стоял на своём Лера. – Пить водка ты в среду, а бес тебя ныне кружит.

Кучер сокрушённо помотал головой. Перекрестился на церковь, затем на костёл, а подумав, положил поклон виднеющейся из-за купеческих домов крыше синагоги.

Шурка между тем внимательно наблюдал за трактиром, из дверей которого доносились приглушённые расстоянием крики.

– Фу-Фью с папашей вернулись, – сообщил он шёпотом.

– Срочно едем в яблоневый сад, пока они не очухались, – прошипел в ответ Лера, сердито дёргая друга за рукав.

Шурка с сожалением посмотрел по сторонам. Он понимал, что Лера абсолютно прав, и что им давно пора вернуться в своё время. Но от мысли, что он бросит Варю на произвол судьбы, становилось не по себе. Уж очень хотелось освободить крепостную девушку из неволи. А кроме того, повезти на бал, как сказочную Золушку. Что делать? Как быть? Шурка в очередной раз с тоской оглядел площадь. В это время к центральному зданию присутственных мест подъехал шикарный кабриолет[137].