Следующим утром мое тело болело так сильно, что я едва смогла вылезти из кровати. Но я все же встала и снова пошла на экзекуции. И снова. И снова. Каждый день был хуже и унылее предыдущего, но я не останавливалась. Не могла. Я больше не топограф, и если мне не удастся стать гришом, что со мной будет?

Я вспомнила слова Дарклинга в ночь, когда мы сидели под обвалившимися балками сарая. «Ты – мой первый проблеск надежды за очень долгое время». Он верил, что я была заклинательницей Солнца. Верил, что я могу уничтожить Каньон. И если у меня получится – ни один солдат, ни один купец, ни один следопыт никогда вновь не станет переплывать Неморе. Но дни шли за днями, и эта идея казалась все более абсурдной.

Я проводила долгие часы в хижине Багры, осваивая дыхательные упражнения и замирая в неудобных позах, которые должны были помочь мне сосредоточиться. Она заваливала меня книгами, поила разными чаями и часто пинала своей тростью, но ничего не помогало.

– Ну что за девчонка! Мне что, разрезать тебя? – раздраженно кричала она. – Попросить инфернов испепелить тебя? Или предложить им закинуть тебя обратно в Каньон в качестве пищи для той мерзости?

Мои ежедневные неудачи с Багрой были сравнимы лишь с пытками, которым меня подвергал Боткин. Он заставлял меня бегать по всей территории дворца, по лесам, по холмам, пока мне не начинало казаться, что я вот-вот рухну на землю от слабости. Он отрабатывал со мной боевые приемы и учил правильно падать, пока все мое тело не покрылось синяками, а уши не начали болеть от его постоянного ворчания: слишком медленная, слишком слабая, слишком тощая!

– Боткин не может построить дом из таких маленьких веточек! – кричал он на меня, сжимая мою руку. – Съешь что-нибудь!

Но я не была голодна. Аппетит, появившийся после моей схватки со смертью в Каньоне, пропал, и я потеряла к еде всякий интерес. Спала я мало, несмотря на роскошную кровать, и чувствовала, будто мне едва хватает сил прожить день.

Чудеса, которые сотворила со мной Женя, рассеялись: щеки снова стали впалыми, под глазами появились синяки, волосы стали серыми и ломкими. Багра верила, что отсутствие аппетита и недосыпание связаны с моими неудачами во взывании к силе.

– Насколько сложнее ходить, когда у тебя связаны ноги? Или говорить с прижатой ко рту ладонью? – читала она мне лекции. – Почему ты тратишь все усилия на борьбу со своей истинной природой?

Но я не тратила. По крайней мере, я так думала. Уже ни в чем нельзя было быть уверенной. Всю свою жизнь я была хилой и слабой. Каждый день был похож на борьбу. Если Багра права, все это должно измениться, когда я наконец освою свой талант гриша. При условии, что это когда-нибудь случится. А пока… я застряла.

Я знала, что другие гриши шептались обо мне. Эфиреалы любили вместе практиковаться у озера, экспериментируя с новыми способами использовать ветер, воду и огонь. Я не могла позволить им разнюхать, что не способна призвать собственную силу, поэтому придумывала отговорки, дабы отвязаться от них и в конце концов меня перестали приглашать.

По вечерам они сидели в купольном зале, попивая чай или квас, и планировали экскурсии на выходные в Балакирёв или другие деревни поблизости Ос Альты. Но поскольку Дарклинг все еще был неспокоен из-за покушения на меня, я должна была оставаться во дворце. Я была рада этому оправданию: чем меньше времени я проведу с заклинателями, тем меньше риск, что мой секрет раскроют.

Дарклинга я видела редко, и то издалека, погруженного в разговор с Иваном или с военными советниками короля. Я узнала от остальных гришей, что он – нечастый гость в Малом дворце, и проводит бо́льшую часть времени в путешествиях между Каньоном и северной границей, или на юге, где шуханские диверсионные группы атаковали деревни до наступления зимы. Сотни гришей были рассеяны по Равке, и он был в ответе за них всех.

Он никогда не обращался ко мне и редко даже смотрел в мою сторону. Я была уверена, что это потому, что я не показывала улучшений и он знал, что как заклинательница Солнца я была безнадежна.

Когда я не страдала от рук Багры или Боткина, то сидела в библиотеке, проглядывая книги по теории гришей. Мне казалось, что я понимала основы их деяний. «Наших деяний», – поправила я себя. Все в мире можно разделить на одинаковые маленькие кусочки. То, что казалось волшебством, на самом деле было манипуляциями гришей над материей на самых низших уровнях. Мария не делала огонь из ничего. Она призывала горючие элементы в воздухе вокруг нас и нуждалась в кремне, чтобы сотворить искру, которая разожжет пламя. Сталь гришей была сотворена не магией, а талантом фабрикаторов, которые не нуждались в тепле или грубых инструментах, чтобы манипулировать металлом.

Но если я и понимала, что мы делали, то в способе исполнения сомневалась. Фундаментальным принципом Малой науки был постулат «подобное притягивает подобное», но дальше все было сложно. «Одинаковость» делала все подобным. «Этовость» делала все разным. Одинаковость была связью гриша с миром, но этовость давала им родство с чем-то вроде воздуха, крови или, в моем случае, со светом. Где-то на этом этапе моя голова начинала идти кругом. Одно мне бросилось в глаза: слово, которым философы описывали людей без дара гриша: «отказники» – «покинутые». Синоним к слову «сирота».

* * *

Как-то после обеда я проглядывала отрывок о помощи гришей в прокладывании торговых путей, когда почувствовала чье-то присутствие рядом. Подняла взгляд и съежилась в кресле. Надо мной нависал Апрат, его бездонные черные глаза горели с подозрительным напряжением.

Я окинула взглядом библиотеку. Не считая нас, вокруг было пусто, и, несмотря на солнце, льющееся через стеклянный свод, по моей коже побежали мурашки.

Он присел на стул рядом со мной, поправляя свою старую мантию, и на меня повеяло запахом влажной могилы. Я попыталась вдыхать через рот.

– Наслаждаешься обучением, Алина Старкова?

– Очень, – соврала я.

– Я рад. Но, надеюсь, ты уделяешь своей душе столько же внимания, сколько и разуму. Я – духовный наставник всех людей за пределами этого дворца. Если ты почувствуешь беспокойство или тебя настигнет какое-нибудь несчастье – можешь, не мешкая, обратиться ко мне.

– Обращусь. Не сомневайтесь.

– Хорошо, хорошо, – он улыбнулся, сверкнув желтеющими зубами с почерневшими деснами, как у волка. – Я хочу, чтобы мы были друзьями. Это важно.

– Конечно.

– Ты меня очень порадуешь, если примешь этот скромный подарок, – сказал он, доставая из складок своей коричневой мантии небольшую книгу в красном кожаном переплете.

Как можно предлагать подарок и при этом звучать так пугающе? Я неохотно потянулась и взяла книгу из его длинной руки с выступающими голубыми венами. Название было тиснено золотом. «Истории святых».

– Истории святых?

Он кивнул.

– Было время, когда всем юным гришам вручали эту книгу при поступлении в школу Малого дворца.