Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я слышал то же, что и вы? Мы делаем шесть презентаций на троих? Куда смотрит ЭФИ и Лига защиты от чешской экспансии? Там что, больше некому чушь нести?
– Отвечаю по порядку: да, да, не знаю, видимо, – рапортует Солнечный Л., – и знаете что, я бы на вашем месте придержал Сашу за шиворот, она, кажется, сейчас упадет со стула.
Я действительно подумываю о том, чтобы с грохотом переменить положение тела, потому что приготовление трех презентаций никак не входило в мои планы, тем более, зная Дэни, можно спорить на что угодно, что до конференции времени осталось кот наплакал. Так и оказалось, а потому доклады и презентации мы писали в авральном режиме. То есть мы с Солнечным Л. писали, а Доктор К. сначала сидел, положив ноги на стол, и громко читал вслух своим докторантам, – которые – даже пар из ушей – ваяли для него презентацию и рисовали графики, – избранное из географической энциклопедии, взятой специально по такому случаю в нашей больничной библиотеке.
– Рио-де-Жанейро сначала носил название Сан-Себастьян-де-Рио-де-Жанейро. Хм, – чесал Доктор К. макушку, – и то правда, по-простецки это как-то – Рио-де-Жанейро… Коротковато. Всегда подозревал, что там еще кто-то потоптался, а сократили уже потом по неразумению склонные к профанациям потомки. Так, посмотрим дальше… Вот, пожалуйста, на пляжах Рио-де-Жанейро… Что ж ты делаешь, изверг? – вдруг изумился Доктор К. – Кто ж так рисует кривую выживания трансплантата? Ну-ка, дай сюда! – он отнял у докторанта В. мышку и сунул ему в руки географическую энциклопедию: – Читай с третьего абзаца.
Больше докторантов к работе он не подпускал, и они по очереди знакомили нас со страной, в которой нам предстояло оказаться через месяц. Тут-то и выяснилось, что у докторанта Т. отлично поставленный баритон. И счастливый обладатель баритона так самозалюбовался, что, когда статьи обо всех бразильских городах в энциклопедии кончились, стал читать избранное из манускриптов по иммуногенетике, а вскоре и вовсе записался в хор, что Доктор К. расценил как попытку увильнуть от прямых обязанностей и обиделся. А ехидный Л. исключительно для подлития масла в огонь откопал где-то паранаучную статью о том, что все живое и даже не очень живое тянется к звукам классической музыки и добрым словам. Там даже был описан эксперимент: брали пять банок с водой, накрывали крышкой и раз в день, приоткрыв крышки, к одной банке подносили колонки, из которых лилась “Аида”, второй банке давали слушать тяжелый рок, третьей шептали добрые слова, четвертой – всяческие гадости, а пятая была как бы контрольная, ее просто открывали и закрывали. В итоге, как утверждал автор, первой спеклась банка, которой говорили гадости, – вода в ней стала тухнуть и цвести, следом за ней поплохело банке, которая слушала тяжелый рок, а потом зацвела и контрольная банка. Дольше всех продержалась “оперная” вода, она не протухла, даже когда эксперимент было решено считать официально завершенным. Автор статьи, поставивший описанный опыт на собственной кухне и, видимо, в связи с этим считавший себя чем-то вроде наследника великих алхимиков прошлого, с восторгом описывал достижения современной науки, туманно намекая на пользу исторической преемственности. Вообще, судя по всему, наука в его понимании являла собой сплав оккультизма, который он деликатно называл “еще не открытые нами законы нефизических свойств материи”, учебников по физике и химии за седьмой класс, а также слухов о теории относительности, которую он не только умудрился приплести к божественному слову и цветущей от ругательств воде, но и пару раз перепутать с теорией вероятности.
В общем, Солнечный Л. подкинул этот бред докторанту Т., и вы бы видели, как взвился Доктор К., однажды застукав докторанта за напеванием арии из “Аиды” над растущими тканевыми культурами. То есть если бы он пел, рассаживая культуры по пробиркам, это можно было бы понять – работает человек, за работой и сам Доктор К., грешен, Шекспира читает, но когда человек каждое утро начинает с того, что поет, нависая над заставленным лабораторной посудой столом, а потом начинает проговаривать что-то вроде: “Расти, клетка, большая и маленькая, хорошая и хорошенькая”, тут поневоле озвереешь. Доктор К. и озверел, чем привел Солнечного Л. в полнейший восторг, а докторанта Т., насильно отлученного от клеток, в отчаяние.
Впрочем, я опять отвлеклась. Итак, сбиваясь с ног от количества свалившихся перед поездкой на мою голову дел, я стала составлять списки:
– написать письма Н., М. и В.;
– доделать контроли качества;
– договориться насчет доставки реагентов к нашему возвращению;
– послать ДНК;
– получить ДНК;
– послать клетки;
– получить клетки —
и так далее, далее, далее…
Солнечный Л. тоже составлял перечни дел, а в конце дня мы усаживались на лабораторный стол, чтобы громко и радостно вычеркивать все, что было сделано.
– Клетки получили.
– Слава богу, долой клетки.
– Я нас в Словакию зарегистрировал.
– Слава тебе, Л., вычеркиваем Словакию.
Доктор К. однажды навестил нас в такой час сделанных дел, постоял, послушал, потом вздохнул, качая головой:
– Эх, молодежь, не умеете вы главное от неглавного отличать, – и с этими словами предъявил нам листок с заголовком “Список дел в Бразилии”. В листке значился всего один пункт: “1. Посмотреть на Южный Крест”.
Кстати, история с Южным Крестом получила продолжение на бразильской земле: в конце второго дня нашего пребывания в крохотном городке Бузиос мы веселым трио – Солнечный Л., Доктор К. и я – сидели на веранде отеля, пили кому что бразильский бог послал и ввиду совершеннейшего незнания местной флоры и фауны придумывали ближайшим кустам, возящимся в них зверькам и птицам названия и истории возникновения вида. На столе кроме бокалов стояла одна занятная вещица – глобус звездного неба. Часам к семи, когда начало смеркаться (в сентябре в Бразилии ранняя весна, и полушарие, на минуточку, южное, поэтому смеркается там в эту пору рано) и когда я отвоевала себе право назвать увиденную нами поразительно красивую бабочку, Доктор К. встал и с грохотом вытянул наш столик из-под навеса поближе к бассейну, чтобы можно было наблюдать за небом без отрыва от производства. Правда, было пасмурно, а потому совершенно неясно, увидим ли мы вообще сегодня звезды. Кроме того, завязался нешуточный спор на предмет нынешнего положения Южного Креста. Попытка отловить официанта и призвать его в качестве эксперта по бразильскому небу привела к тому, что испуганный мальчик шарахнулся от нас в сторону, а потом приволок три коктейля, бледнея лицом и знаками (в Бразилии, надо сказать, с английским не то что катастрофа, но такой вполне себе ощутимый швах) давая понять, что это за счет заведения, и волосы у него, кажется, стояли немного дыбом. В другое время мы бы извинились, утешили человека и пришли бы в восторг от внимания к нашим персонам и коктейлей, но сейчас было сильно не до того: выхватывая друг у друга глобус, мы пытались определить, куда нынче повернуто небо. И спор длился до тех пор, пока не раздалось деликатное покашливание и на веранде не появился наш завотделением. Выражение лица у него было ехидное, а за спиной он что-то прятал.