Локатор — это была новинка, против которой было сложно бороться. В 1944 году два полка послали бомбить сильно укрепленный стационарный аэродром, на котором базировались немецкие истребители и бомбардировщики. Как обычно, взлетали с интервалом в минуту. Соседний полк шел чуть раньше. В воздухе далеко видно, и вот, подходя к цели, видим — один самолет загорелся, пошел к земле, через минуту — второй, взорвался и тоже к земле. Третий догадался, отвернул. Мы тоже в рассыпную. У нас тогда штурман старший лейтенант Черненко, воевавший с самого начала войны, у него уже было два ордена Красного Знамени, два Отечественной войны, погиб. Его пилот привез мертвым. Вернулись, все возбуждены. Командир полка посылает во второй вылет два звена. От соседнего полка столько же пошло. Зашли с разных сторон. Но тут уже локатор у них не работал, зато включились прожектора, молчавшие в первом вылете. Лупили они нас сильно, но отбомбились, пожгли их самолеты и прилетели домой…

По совокупности представили к ордену Красного Знамени. Обмыли. Как? Утром, как прилетаем, нам полагалось по сто граммов. Орден в стакан и пьешь. Ну, это пока до Польши не добрались. А в Польше пошли спиртзаводы. На одном спиртзаводе было две цистерны по 2 тысячи литров спирта. Откуда-то технари нашли молочные бидоны по 30 литров. У этих цистерн была ручка, ее поворачиваешь, и сразу наливается полный бидон. Жили мы в помещичьем домике по четыре человека в комнате. Вот на комнату — бидон. Тогда уже 100 граммов эти и не считались. Я не мог спирт пить, да и вообще не любитель. Один раз нажрались. Мы же утром поедим — и спать. А какой сон утром? Три-четыре часа поспишь, и кажется, что выспался. Вечером на построение, а мой Пашка, любивший выпить, бухой. Да и не только он один. Обычно строил полк заместитель командира полка по летной части, а тут командир, Береговой, пришел. Эти тоже в строй встали, шатаются. «Выйти из строя!» Говорит мне: «Полетишь со мной, раз Пашка нажрался». Мы с ним полетели на переправу. Не буду рассказывать… В общем, там нас били по-страшному. Семь прожекторов держали! Я такой… не люблю сачковать. Вот ребята идут, проходим город, который под немцами. Он защищенный — прожектора, зенитки. Они его обходят, а я напрямик шпарю: «Кого там прожектора схватили? А, это Головченко опять». И тут мы с ним поперли… Там страшно было. Нас до моста не допустили. Командир полка начал кричать, чтобы я бросал бомбы. Сбросили раньше. Как начал он вырываться из прожекторов! Ужас! Они нас держали, пока мы не ушли и угол не стал градусов 30. Сели на аэродром. К нам подбегает официантка — ведь командир полка. Ночью нам давали кофе с булочкой и еще что-то. Он сидит, из машины не вылезает. Я тоже, по субординации положено, чтобы он первым. Говорит официантке: «Вон ему отдай». — «Ему само собой». Потом вылезли: «Ты что, всегда так летаешь? Куда ты пер? Не видишь, что там творится?!» — «Не всегда, по обстановке». — «Но так же ведь нельзя, ты же шел на верную смерть и меня за собой туда пер».

Много пришлось летать на спецзадания — возили разведчиков, в Югославию к партизанам. Там очень сложно было — горы, площадки маленькие. Привозили им оружие, продовольствие, забирали раненых.

— Днем летали?

— Нет, днем мы не летали. Однажды нам дали здание бомбить на рассвете. Немцы засели в подвале какого-то здания и не давали подойти пехоте. Подвесили нам бомбы с взрывателями замедленного действия, чтобы до подвала дошла, сказали, что истребители будут нас прикрывать. Мы пошли, отбомбились. А возвращаться на бреющем полете, чуть ли не между деревьями. И потеряли ориентировку. Решили сесть. Сел на лесную площадку, сориентировались. А как взлетать? Влетать надо против ветра, а в том направлении линия электропередач. И мы рискнули взлетать под проводами. Один раз такой случай был. Паша хулиган был, но летчик отличный. Когда окружили Бреслау, войска пошли дальше на запад, а мы по ночам летали с запада на восток бомбить окруженный гарнизон. Туда же летали и немецкие «Хеншель-126». Сбрасывали им боеприпасы, питание. Перед городом стояли девушки-прожектористы. Они нас поймают и ведут, пока мы ракету не дадим, а немцы в это время нас лупят. Паша спускался и ругал их сколько раз.

В конце войны мне дали молодого летчика Иванова. Он был какой-то не смелый. Февраль месяц, аэродромы раскисли, а мы продолжаем летать. Ходили на аэродром в сапогах, а в кабине переодевали унты, потому что еще холодно было. С обеих сторон площадки, с которой мы летали, рос лес, да и сама площадка ограниченная. У-2 надо было отрывать от земли на скорости 70 километров в час, а тут мы взлетаем, я чувствую, что его надо уже отрывать, иначе через лес не перетянем. Говорю: «Давай отрывай». А он все ждет, пока мы скорость наберем. Оторвал, но высоты набрать уже не успели, зацепились за верхушки деревьев, но проскочили. Он говорит: «Самолет не набирает высоты». Лопасти винта, видимо, побились. Что делать? Поднялись примерно на 100 метров, не больше: «Ну что, давай садиться с бомбами. Включай фары, разворачивай». Как говорил командир полка: «В воздухе ты командуешь». Смотрим — площадка. Давай на эту площадку. А там перед ней дорога, обсаженная деревьями. Не дотянули, дерево снесли, нас развернуло и об землю. Я шмякнулся лицом о приборную доску. Потерял сознание. Чувствую — меня тормошат. Очнулся, самолет горит. Он меня вытащил: «Побежали, а то сейчас будут бомбы рваться!» Отбежали метров 30 или 40, упал прямо в лужу, хлебаю воду. Самолет горит, а взрыва нет. Что такое? Потом видим, затухает, затухает, все — сгорел самолет. И бомбы целые. Ни фига себе?! Как такое могло быть? Представляешь? То ли бомбы были некачественные, то ли еще что, не знаю. Сориентировались и пошли пешком на аэродром — там нас уже встречают. У меня была шишка на лбу, нос свернут в сторону, губы вот такие и ручкой мне два ребра сломало. Но главное, почему бомбы от удара не сдетонировали?

— Какую бомбовую нагрузку брали?

— До 400 килограммов брали. Вообще, смотря какой мотор, а то у нас бывали такие самолеты, которые еле тянут, на них и воевать нельзя. В основном возили 50-килограммовые бомбы, реже «сотки». Иногда подвешивали два РСа. У меня стоял ШКАС. После бомбометания почти всегда из него обстреливали цель. Если не израсходовал патроны, то, возвращаясь, идем вдоль линии фронта, засекаем стреляющее орудия и по ним из пулемета. Самолеты приходили стандартной зеленой окраски. Зимой их иногда перекрашивали в белый цвет. В это время года летали на лыжах.

— Сколько заходов на цель делали?

— В зависимости от типа цели и количества бомб. Бывало, по одной сбрасывали, бывало, что и все сразу. Вот, например, бомбим эшелон на перегоне. К нему надо подойти под углом к направлению движения, а иначе не попадешь. Бомбы бросали по одной.

— Какие взаимоотношения были в полку?

— Когда прибыл в полк адъютант эскадрильи, старший лейтенант попытался заставить меня почистить его карабин. Я отказался, и больше проблем не было. Отношения были отличные, как в кинофильме «В бой идут одни старики». У нас самодеятельность была хорошая, много пели. У нас три эскадрильи было. Спали отдельно, но держались все месте, полком. Девушек было 4 или 5 человек…

— Приходилось сталкиваться с ночными истребителями?