Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцатый век… Еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла…
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла.)
Энгельс не убедил Даниельсона и даже пожаловался в письме Г. В. Плеханову (26 февраля 1895 г.): «Что касается Даниельсона, боюсь, что с ним ничего не поделаешь… Совершенно невозможно полемизировать с тем поколением русских, к которому он принадлежит и которое все еще верит в стихийно коммунистическую миссию, якобы отличающую Россию, истинную Святую Русь, от других неверных народов.
Впрочем, в такой стране, как ваша, где современная крупная промышленность привита к первобытной крестьянской общине и одновременно представлены все промежуточные стадии цивилизации, в стране, к тому же в интеллектуальном отношении окруженной более или менее эффективной китайской стеной, которая возведена деспотизмом, не приходится удивляться возникновению самых невероятных и причудливых сочетаний идей… Это стадия, через которую страна должна пройти. Постепенно, с ростом городов изолированность талантливых людей исчезнет, а с ней исчезнут и эти идейные заблуждения, вызванные одиночеством, бессистемностью случайных знаний эти чудаков-мыслителей, а отчасти также — у народников — отчаянием при виде крушения их надежд».
Каков апломб — при полном непонимании того, что происходит в России и во всех незападных цивилизациях. Ведь уже созрели революции в Китае и Мексике, уже Махатма Ганди начинал свою проповедь в Индии.
И, наконец, Энгельс вернулся через 20 лет (!) к своей полемике с Ткачёвым, чтобы сказать в ней последнее слово. Он пишет свое известное «Послесловие», в котором дает за себя и за Маркса окончательное суждение о русской общине. Вот выдержки из этой большой работы (январь 1894 г.):
«Взгляды на русскую коммунистическую крестьянскую общину, которые он [Ткачёв] отстаивал в полемике со мной, были по существу взглядами Герцена. Этот последний, панславистский беллетрист, которого раздули в революционера, узнал из «Этюдов о России» Гакстгаузена, что крепостные крестьяне в его имениях не ведают частной собственности на землю, а время от времени производят между собой передел пахотной земли и лугов.
Как беллетристу, ему не к чему было изучать то, что вскоре стало известно всем и каждому, а именно, что общинная собственность на землю является формой владения, которая в первобытную эпоху господствовала у германцев, кельтов, индийцев, словом у всех индоевропейских народов, в Индии существует еще и поныне, в Ирландии и Шотландии только недавно насильственно уничтожена, в Германии встречается местами даже теперь, что это отмирающая форма владения, которая на деле представляет собой явление, общее всем народам на известной ступени развития. Но как панславист, Герцен, который был социалистом в лучшем случае на словах, увидел в общине новый предлог для того, чтобы в еще более ярком свете выставить перед гнилым Западом свою «святую» Русь и ее миссию — омолодить и возродить, в случае необходимости даже силой оружия, этот прогнивший, отживший свой век Запад. То, чего не могут осуществить, несмотря на все свои усилия, одряхлевшие французы и англичане, русские имеют в готовом виде у себя дома».
Энгельс вновь подчеркивает, что сам вопрос о судьбе русской общины определяется на Западе: «Причина этого коренится не в ней самой, а единственно в том обстоятельстве, что в одной из европейских стран она сохранила относительную жизненную силу до такого времени, когда в Западной Европе не только товарное производство вообще, но даже его высшая и последняя форма — капиталистическое производство пришло в противоречие с созданными им самим производительными силами, когда оно оказывается неспособным управлять долее этими силами и когда оно гибнет от этих внутренних противоречий и обусловленных ими классовых конфликтов. Уже из этого вытекает, что инициатива подобного преобразования русской общины может исходить исключительно лишь от промышленного пролетариата Запада, а не от самой общины. Победа западноевропейского пролетариата над буржуазией и связанная с этим замена капиталистического производства общественно управляемым производством, — вот необходимое предварительное условие для подъема русской общины на такую же ступень развития.
В самом деле: нигде и никогда аграрный коммунизм, сохранившийся от родового строя, не порождал из самого себя ничего иного, кроме собственного разложения».
Отвергая саму мысль о возможности в России антикапиталистической революции, Энгельс снова опирается на марксистскую догму, которая в 1895 г. выглядит уже анахронизмом, в который и сам он не верит. Он опять утверждает, что «капиталистическое производство пришло в противоречие с созданными им самим производительными силами и гибнет от вызванных ими классовых конфликтов». Какие классовые конфликты он увидел на Западе? Ведь только недавно он сам советовал немецким рабочим «всемерно развивать капитализм»!
Здесь мы должны обратиться к труду Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма», написанному в 1916 г. в Цюрихе и напечатанному в середине 1917 г. в Петрограде. В нем развивается представление о судьбе периферийных стран мировой системы, преодолевающее главные догмы марксизма. В дополнение к отходу от марксистских представлений о крестьянстве «Империализм…» стал необходимым и достаточным блоком для выработки учения об антикапиталистической революции «в одной стране» — вне зависимости от участия в ней пролетариата развитых капиталистических стран. Таким образом, «Империализм…» является текстом, представляющим ядро ленинизма как новой теории революции.
Из приведенных в «Империализме…» данных об изъятии центром капитализма ресурсов периферии следует, что рабочий класс промышленно развитых стран Запада не является революционным классом (строго говоря, не является и пролетариатом). Это — важная предпосылка для преодоления присущего марксизму мессианского отношения к промышленному пролетариату и убеждения в том, что лишь мировая пролетарская революция может стать мотором освобождения народов от капиталистической эксплуатации. Преодоление этого постулата было условием для создания ленинской теории революции, а значит, и облегчившим ее практическое исполнение.
Теме западного пролетариата в «Империализме…» уделено большое внимание. В ряде мест говорится, с обильным цитированием западных экономистов, о перемещении основной массы физического труда, в том числе промышленного, из Западной Европы «на плечи темнокожего человечества». Приводятся данные о сокращении численности рабочих в Англии (до 15 % населения в 1901 г.) и о числе рантье, по своему порядку сравнимом с числом рабочих (1 млн. рантье против 4,9 млн. рабочих).
Хотя по традиции Ленин говорит еще о рабочей аристократии и «собственно пролетарском низшем слое» в Англии, в приведенных им цитатах речь идет о вовлечении всего рабочего класса Запада в эксплуатацию периферии. Так, цитируемый Лениным английский экономист Дж. А. Гобсон пишет: «Господствующее государство использует свои провинции, колонии и зависимые страны для обогащения своего правящего класса и для подкупа своих низших классов, чтобы они оставались спокойными».
В. И. Ленин приводит исключительно красноречивые рассуждения западных идеологов (например, Сесиля Родса) о том, что разрешение социальных проблем в самой метрополии было едва ли не важнейшей целью эксплуатации зависимых стран («Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами», — писал Родс). Эту проблему Запад успешно решил — его «низшие классы» оказались подкупленными в достаточной мере, чтобы оставаться спокойными, что подтверждается у Ленина цитатами из текстов западных социал-демократов. Таким образом, и на практике эксплуатация рабочих была дополнена (а скорее, даже замещена) эксплуатацией народов, а классовая борьба заменена борьбой народов.