— Юрий Николаевич, прежде чем встречаться с Надеждой Антоновной, мне нужно заключение графологов.

— Что вам нужно? — не сразу сообразил полковник.

— Заключение графологов. — Он достал из кармана и положил перед ним перевязанный черной лентой конверт. Скоробогатов долго вчитывался в текст, спросил недовольно.

— Где вы это взяли?

— В комнате Заботкиной.

— Кто это писал?

— Думаю, что Ксения Никитична. Это жена композитора и мать Марата Твеленева и Надежды Заботкиной. Она покончила с собой шестнадцать лет назад, в 1992 году, когда родилась внучка Антонина. Мне там нужно одно слово понять, вот в самом конце, — он ткнул пальцем в бумагу, — «Марат все „СКАЕЛ“».

— А все остальные не надо.

— Не обязательно.

Скоробогатов нажал кнопку селектора.

— Валентина Сидоровна, соедините меня, пожалуйста, с Гараниным. Михаил Исаевич, Скоробогатов беспокоит. Да-а? Ну значит богатым буду. Миш, выручай: к тебе сейчас зайдет мой оперативник, Мерин Всеволод, слезно прошу — помоги ему, очень срочное дело. Да я не сомневаюсь, что сможешь. Спасибо, дорогой, остаюсь должником. Привет Наталье. — Он положил трубку, вернул конверт Мерину. — Хороший мужик, поможет. Когда расшифрует — зайди ко мне. Давай.

Он кивком указал на дверь и зачем-то неумело подмигнул Мерину.

Этого было достаточно, чтобы тому в очередной раз окунуть свою физиономию в ведро с краской.

Тошка встретила Мерина как старого знакомого: расцеловала, повисла на шее и долго не отлеплялась. Сева неумело держал ее на руках, она что-то выкрикивала ему в ухо, но что именно, разобрать не представлялось возможным, ибо не каждый день ему кидались в объятия хорошенькие, на радость окружающим не без успеха заканчивающие свое физиологическое развитие шестнадцатилетние девушки. Он и краснел — чего ему именно в этот момент больше всего не хотелось — и бледнел и под конец чуть не выронил содержимое рук своих на песчаную дорожку, чем вызвал нешуточный всплеск восторга Антонины Заботкиной.

— Ну что же ты?! Ха-ха-ха! А еще уголовник! Девушку удержать не может. Держи, пока сама не сойду! Неси до дома — это конечная остановка, я там обычно выхожу. Ха-ха-ха…

— Тоша, пожалуйста, я звонил, я… я вас… вас очень прошу, я к вашей маме, она дома?

Она легко соскочила на траву.

— А меня вам мало, да? Говори — да?! Мало?? Ладно. Прощай, несносное созданье Печальной юности моей! Я не назначу вам свиданье Под сенью липовых аллей. Не посвящу я вам сонеты, Заплаканья не выдам глаз. Для вас меня отныне нету. Я жду вас здесь же. Через час!

Она скрылась в тени сада так проворно, как если бы это была четвероногая косуля.

Мерину особенно понравилось выражение «заплаканье глаз». «Тоже мне, Ахмадулина!» Он неожиданно для себя взглянул на часы: одиннадцать тридцать пять. «Через час будет половина первого. И что? Зачем он это сделал? Идиот».

Решительно недовольный собой (руки немножко дрожали, голову немножко кружило — еще не хватало так реагировать на каждую короткую юбку), он проследовал на уже знакомую ему веранду, огляделся. Из своего угла поднялся Ху, подошел, вильнул обрывком хвоста, ткнул горячим носом ему в руку, но, когда пришелец сделал попытку подняться на второй этаж, пес ему этого не позволил. Не зарычал, не залаял, зубов не оскалил, просто всем своим не собачьим размером встал перед лестницей и тем самым недвусмысленно дал понять, что какие бы то ни было разговоры на эту тему бесполезны: выше хода нет. Мерин не стал спорить.

Он отошел подальше от лестницы и негромко позвал: «Надежда Антоновна». Никто не отозвался, но наверху послышались шаги. Он позвал еще раз: «Надежда Антоновна, это Мерин из МУРа, я вам звонил полчаса назад». Ответа не последовало, но шаги прекратились.

От графолога он вышел в 10.40 и сразу же позвонил в Переделкино.

Ему долго не отвечали. Наконец трубку сняла сама Надежда Антоновна Заботкина.

Она плохо себя чувствовала, была совершенно разбита, не готова ни к каким беседам: «Нет, нет, пожалуйста, не сегодня, сегодня никак — сердце, знаете ли».

Сева долго ее увещевал, настаивал, приводил убедительные, как ему казалось, доводы. «Нет!»

Пришлось пуститься на хитрость.

— Надежда Антоновна, у меня к вам дело, которое может пролить свет на вашу коллекцию японских божков.

Пауза грозила вечностью, так что Мерину пришлось прервать ее.

— Надежда Антоновна…

— Я слышу. Вы… Вы нашли их?

— Нет еще, но есть надежда…

— Приезжайте.

Скоробогатов выслушал план его действий, дал добро, и он помчался на дачу Твеленевых.

А теперь выходило, что в доме никого нет, кроме этой вертихвостки и верного оруженосца Ху. Непонятно.

Он вышел в сад. Обошел дом вокруг. Со стороны, противоположной главному, был еще один вход, но дверь туда оказалась запертой. Попытался заглянуть во все окна. Никого. Но ведь кто-то же ходил наверху.

Дачный поселок тем временем жил своей «любопытной» жизнью: около твеленевского забора толпились несколько участников Великой Октябрьской революции. Некоторые из них производили впечатление людей, готовых на штурм калитки. Мерин вышел на улицу.

— Вы кто? — обратились к нему сразу несколько человек.

Сева вытащил удостоверение, отчитался.

— Это вы на днях затеяли здесь драку?

— Нет, я ее не затевал. Но участвовал.

— Зачем?

За него ответила интеллигентного вида старушка.

— Он как раз хотел разнять, Алексей Павлович, помочь нашему Антону…

— А вы помолчите, вы свое уже сказали — варенье, варенье. Хватит уже, — в повышенном тоне отреагировал тот.

— Почему вы так кричите, она все-таки женщина, — вступилась за подругу розовощекая кудрявая «девушка».

— И что? И какая разница?

— Напомнить какая?

— Вы меня не оскорбляйте!

Чтобы не дать разгореться февральским событиям, Мерин постарался перехватить инициативу.

— Вот созвонился с Надеждой Антоновной, договорились о встрече, а ее вроде и дома нет.

— Так уехала она.

— Как уехала?

— Только что. «Волга» приехала, и она уехала.

— И дома никого?

— Почему никого? Тошка дома. Из школы пришла недавно. Почему-то рано сегодня. Да вы ее еще на руках держали. И эта, как ее… напротив живет с той стороны… как ее?..

— Лерик. — Подсказал Алексей Павлович.

— Во-во, Лерик, Лерик. Мать Антона.

— Да какая она ему мать? Так, вроде…

Мерин вдруг приобнял интеллигентную старушку, обратился ко всей компании.