важных вещах — обратите внимание в том числе и на эти мелкие проявления и постарайтесь их мягко пресечь. Конечно, чем лучше ваши отношения с родителем, тем мягче стоит действовать, чтобы их не испортить.

Если речь о вас и мама — это вы, попытайтесь ввести ваше желание обнимать ребенка или гладить его по волосам в некий контекст. Лучше всего, если вы делаете это иронично и нежно. Например, одна моя знакомая комически преувеличивает разницу в росте с сыном — привстает на цыпочки, как будто не может достать до его шеи, чтобы обнять. Другая в минуты особой нежности называет 45-летнюю многодетную дочь по имени-отчеству и добавляет ласковое слово: «Анна Сергеевна, птичка моя!» Убедитесь, что сам выросший ребенок не воспринимает ваши прикосновения как попытки установить контроль или исправить его. Тело и одежда — вещи деликатные. Этот человек уже давно не ваш, но вы его любите. Исходите из этого. Нежность и уважение подскажут вам, как себя вести.

«Здесь нет ничего твоего»

Лиза росла в крепкой, многодетной трудовой семье. Родители в начале 1990-х не растерялись, отец завел небольшой бизнес, потом еще один. Разбогатеть не разбогатели, но жили, по меркам их провинциального городка, в достатке: подержанная иномарка, в каждой комнате по телевизору, запасы на черный день. При этом мать вела обширное хозяйство: не было разве что коровы, а козы, куры, огород и сад — обязательно. От детей ждали помощи, сначала в рамках «подай-принеси», от старших — более существенной. У Лизы никогда не было возможности распоряжаться своим временем. Мать зорко следила за тем, чтобы каждую свободную минуту дочь посвящала дому и хозяйству. Иногда Лиза думала: «Зачем нам столько всего? На это уходит уйма сил, можно было бы купить, вышло бы дешевле». Но мама просто не могла остановиться. Причины оставим за кадром: предки-кулаки, чью собственность отобрали во время коллективизации, детство, проведенное в бедности.

Когда Лиза стала подростком, она принялась отстаивать свое право на свободное время. Да, ей хочется гулять, а не полоть грядки — что тут такого? Мама жестко призывала Лизу к послушанию, та огрызалась, слушалась через раз. Жизнь в семье походила на небольшой колхоз: общее дело было делом каждого, а собственных занятий и личного пространства у детей существовать не могло. Мать могла в любой момент войти без стука, залезть к Лизе в шкаф или в ее тетради, чтобы проконтролировать учебу или порядок в одежде.

— Это моя комната! — пыталась возражать Лиза.

— Тут нет ничего твоего! — парировала мать. — Все куплено нами и на наши деньги. А ты просто эгоистка. Помогаешь через раз, а как доходит до «ее», видите ли, комнаты, так и не тронь ничего.

В этой логике было что-то фундаментально несправедливое, но Лиза не могла понять, что именно. Вроде бы все так и есть: ведь она, Лиза, еще не могла зарабатывать сама — только помогать взрослым. И действительно, все ее вещи были, получается, как будто не ее. Но и собственность семьи, в уход за которой Лиза вносила свой вклад, тоже не была Лизиной…

По мере того как Лиза росла, обстановка накалялась все сильнее. В конце концов девушка выскочила замуж в 17 лет — не только потому, что влюбилась, но и потому, что спешила поскорее выбраться из душной атмосферы упреков и принуждения к труду на благо семьи. Подростком Лиза пыталась отстаивать свободу, но упреки основательно въелись в подсознание. Еще много лет она не могла без угрызений совести полежать в ванне с книгой (в голове звучало: «Бездельничаешь? А полы не помыты!»). Ей сложно было полностью принять свое право на личное пространство и время.

Однако Лиза и частенько ловила себя на мысли: «Теперь меня никто не заставит!» Когда нужно было сделать что-то не очень приятное, трудозатратное, но необходимое, она чувствовала сильное внутреннее сопротивление, как будто результат был нужен не ей самой, а какому-то другому «хозяину».

Что произошло?

С этой проблемой Лиза ко мне и пришла. Иногда это называют самосаботажем: человек как будто специально вредит себе, срывая сроки работы или делая ее спустя рукава, не прилагая усилий, которые должны привести к важной цели. Лиза не хотела слушаться саму себя, подсознательно отождествляя свою взрослую часть с приказывающей мамой. Кроме того, ей давно хотелось открыть свой бизнес, и необходимые навыки присутствовали, но мешало внутреннее ощущение, которое можно было бы определить как «тут нет ничего твоего».

К этому времени Лиза полностью дистанцировалась от жизни родительской семьи, но некоторые не самые конструктивные убеждения, вынесенные оттуда, застряли в ее голове. Мама, учившая детей слушаться, не передала им ощущение собственности, которое было так сильно в ней самой. Ведь чтобы человек любил хозяйство, оно должно ощущаться как личная ответственность. У меня есть другая клиентка, Алина, она выросла в семье фермеров, и куры были полностью на ней, когда Алине еще не исполнилось семь. Она сама кормила своих подопечных, убирала в курятнике, сама продавала яйца и тратила деньги как хотела. Это был ее маленький отдельный бизнес, которым Алина гордилась и который научил ее быть самостоятельной. У Лизы в семье было совсем не так: она чувствовала себя скорее батраком или колхозником, чем хозяйствующим субъектом. Делаешь все из-под палки, а результат к тебе никак не относится.

Психотерапевтическая работа принесла плоды. Лиза научилась присваивать свои большие цели, труд перестал вызывать у нее сопротивление. Она открыла собственный бизнес.

Но недавно Лиза написала мне сообщение и призналась, что иногда ее так и тянет сказать подросшим дочерям, когда они отказываются помогать или выступают с какими-то претензиями: «Тут ничего вашего нет и не было, а вы — ленивые эгоистки». Правда, Лиза, в отличие от ее мамы, в такие моменты глубоко вдыхает, делает паузу, а потом договаривается с дочками или спокойно, аргументированно отказывает им. Не всем удается этому научиться. Я знаю женщину, которая не захотела рожать своих детей, потому что в детстве была нянькой для четырех братишек, родившихся после нее. Она воспринимала орущих младенцев как агрессоров и никогда не умилялась им. Забота о малышах навсегда осталась для нее историей о принуждении, насилии. Печальная история: у нее было украдено и детство, и материнство…

Что делать?

Как помочь себе, если вы были батраком в родительской семье, а мать бесцеремонно врывалась к вам, рылась в вещах, читала дневники? Что делать, если у вас не было ничего своего — иногда даже личного уголка и права заниматься в свободное время собственными