«Очередное свидетельство склонности к наркомании», – подумала Винни.

– Я решила изменить свою жизнь. И хочу добиться подлинного успеха. Как моя старшая сестра.

Эви – это сплошное сумасбродство, и временами Джеймс задумывается: может, ему стоило жениться как раз на ней?

Джеймс старается видеться с Эви как можно реже, но каждый год он просит ее помочь ему выбрать подарок Винни на день рождения. Сначала он это делал «ради самой Эви» (для нее было полезно проводить время в обществе мужчины, который не был ни эгоистичным трахателем, ни засранцем или гнидой, – и Винни это одобряла). Но потом он почувствовал, что ее к нему тянет.

И вот как-то Джеймс звонит ей по телефону и говорит:

– Эви…

– Эй, братан, – перебивает его Эви, – ты слышал, что я провела ночь с… – И она называет имя того самого важного и серьезного журналиста. – У меня есть шанс получить первое задание. В «Нью-Йорк таймс». По-моему, это просто здорово! Что скажешь?

Эви вечно его подначивает и при этом ведет себя так, словно она нормальная, приличная женщина. (Это все инстинкт отрицания, считает Джеймс.)

– Скоро день рождения Винни, – говорит Джеймс (он сразу переходит к делу и тем самым берет разговор под контроль).

– Я знаю, – отвечает Эви.

– Есть идеи? – спрашивает Джеймс. – Мне хочется купить ей что-нибудь от Барниз. Что-нибудь из драгоценностей.

– Нет, Джимми, – говорит Эви. – Тебе не по карману драгоценности, которые было бы не стыдно подарить.

«Вот поэтому-то тебя все и ненавидят», – думает Джеймс.

– Ну и что ты предлагаешь? – спрашивает он.

– Туфли, – заявляет Эви. – Винни нужна пара сексуальных классных туфель на высоком каблуке.

– Отлично, – отвечает Джеймс, прекрасно понимая, что сексуальные туфли на высоких каблуках Винни уж точно иметь не захочется (да и не нужны они ей). Джеймс соглашается встретиться с Эви в обувном отделе «Блумингдейл». Он вешает телефонную трубку и испытывает страх.

А потом вдруг замечает, что у него стоит.

В день рождения Винни – ей сегодня исполняется тридцать восемь лет – Джеймс Дийк просыпается с чувством страха. Винни Дийк просыпается в депрессии. Нет, особых причин для депрессии вроде бы и нет. Ведь ей удалось весьма успешно реализовать все поставленные в жизни цели: на свою первую работу она устроилась в двадцать два года, первое серьезное задание для престижного журнала она получила в двадцать семь лет, познакомилась с будущим мужем в двадцать восемь, вышла за него замуж в тридцать, добилась репутации серьезной журналистки в тридцать один год, тогда же у них появилась кооперативная квартира, забеременела Винни в тридцать два года, а в тридцать четыре у нее появилась собственная колонка в журнале. Последние недели Винни то и дело перебирала в уме все свои жизненные достижения (причем она понимает, что делала это даже слишком часто, вместо того чтобы обдумывать многое другое, например, идеи для новых статей). И всякий раз думала, как умно она поступила, что не осталась в числе одиноких отчаявшихся женщин (как, например, Эви). Но что-то все же не так…

Винни отказывается это признавать (она вообще отказывается признавать, что в ее жизни что-то может быть не так), но это «что-то», по-видимому, связано с Джеймсом. В последнее время он ее тревожит. (Вообще-то скорее раздражает, но правильнее назвать это состояние тревогой.) Джеймс перестал справляться со своей ролью. Ему уже давно пора бы написать значительный, солидный материал (лучше всего на политическую тему: ведь это проще простого, принимая во внимание специфику политической обстановки), что повысило бы и статус Винни как его жены в журналистском сообществе (ведь не случайно же она решала взять его фамилию). Если бы Джеймс сумел написать важную, значительную книгу, у них бы появился доступ к важным и значительным особам. И они сами стали бы более важными и значительными людьми. Но вместо этого Джеймс продолжает писать все те же статьи, что и раньше. Да еще и мучается над ними. И к тому же что ни день звонит ей на работу и говорит:

– Я больше не могу писать. Я в тупике. Совсем исписался.

– Джеймс, прости меня, – отвечает ему Винни. – У меня тут миллион дел сразу. А сейчас на второй линии – исполнительный директор крупнейшей корпорации. Если ты в тупике, сходи в супермаркет и купи чего-нибудь на ужин. Только убедись, что в продуктах нет жира.

На этих словах она вешает трубку. Все, чего желает Винни, – лишь бы он справился с этим состоянием.

Джеймс глубоко разочарован, и Винни глубоко разочарована, но говорить об этом они не могут.

Когда же Винни делает такую попытку – она как бы невзначай советует Джеймсу (так обычно поступают психиатры: ждут наступления «нужного» момента, когда между ними и пациентом устанавливается некая связь), что, может быть, пора бы приступить к заявке на книгу, он сразу сникает. Включает телевизор и смотрит какое-нибудь идиотское, бессмысленное шоу, вроде «Геркулеса». Иногда у Винни не выдерживают нервы, и она выдергивает вилку телевизора из розетки. Иногда просто издает вопль. Но всякий раз подобные ссоры заканчиваются криками Винни:

– Я что, должна за двоих работать? Работать, да еще и за ребенком ухаживать?

И это при том, что, по сути дела, за ребенком она не ухаживает – все это делает няня, а Винни лишь проводит с ним один час утром и два часа вечером.

– Да еще заниматься нашим продвижением по службе? Или это моя обязанность – добиваться известности для нас обоих?

– Мы и так уже знамениты! – орет в ответ Джеймс (и при этом думает: «Меня от тебя тошнит, и, вообще… зачем я на тебе женился?» – но у него никогда не хватает смелости сказать это вслух, потому что в таком случае Винни скорее всего уйдет от него и об этом узнают все). – Мы уже и так достаточно знамениты, Винни, дальше просто некуда. Что тебе еще от меня надо?

– Я работаю больше тебя, – говорит Винни уже более спокойным тоном; у нее не хватает энергии постоянно орать (однако Джеймс думает иначе: «Вот неуемная, сколько энергии уходит в крик!»).

– Почему бы нам не переехать в Вашингтон?

– Не хочу я переезжать в Вашингтон. Ведь здесь все мои редакторы, – говорит Джеймс, после чего включает вилку телевизора или вытаскивает завалившийся пульт из-под кресла и снова начинает смотреть «Геркулес».

Винни и Джеймс никогда не рассказывают об этих размолвках друзьям. По выходным они уезжают за город, а иногда работают в саду или посещают антикварные магазины (со своими друзьями), набиваются гурьбой в одну машину и мчатся в питомник растений, где покупают цветы или отправляются «порыскать» по западному Коннектикуту – и при этом выглядят как единая команда. Они уважают и даже обожают друг друга как за личные качества, так и за профессионализм, и вообще все они самые лучшие друзья. Даже после злополучного спора с друзьями в один из субботних вечеров (следующим утром они все пришли к заключению, что, наверное, выпили слишком много красного вина – четыре бутылки на восьмерых, – и поклялись, что больше такого не случится) по поводу того, из какого социального класса они вышли и к какому принадлежат сейчас, все остались друзьями. А ведь все могло повернуться иначе. Если классовая принадлежность Винни не вызывала никаких сомнений («Прямо как в учебнике», – заметил Джеймс) – она была родом из богатой ирландской семьи и выросла в поместье в колониальном стиле размером в десять комнат, стоявшем на участке в двадцать акров в Пенсильвании, где ее отец занимал должность судьи, то у Джеймса все обстояло иначе. Его отец владел тремя химчистками на Лонг-Айленде. Такого рода бизнес, несомненно, являлся основанием отнести его к категории «синих воротничков», вот только никто не мог прийти к согласию – а может, он все-таки тянет на «белый воротничок»? Ведь как-никак он владел тремя химчистками.