– Итак, подыхай, негодяйка, – проговорил голос, и враждебная рука швырнула ее на землю.

Ник Инглиш все еще мерил шагами свой кабинет, когда пришел Леон.

Леон плюхнулся в кресло и сдвинул шляпу на затылок.

– Боже мой! – выдохнул он. – Ты говорил, приведи! У тебя нет стаканчика подкрепиться?

– Где же девушка? – спросил Ник, протягивая Леону виски.

– Мне не удалось, – наполовину осушенный стаканчик не помог – Леон был в отчаянии. – В настоящее время бедная девочка, должно быть, в морге.

– Как так? Мы опоздали?

– Да, ей всадили нож в сердце, – ответил Леон и наконец рассказал, что произошло.

– Кто-то поджидал ее возле дома, – закончил он. – Я слышал, как она стонала, но когда я подбежал, ей уже ничем нельзя было помочь. Ее закололи насмерть. Убийца подобрал нож, но кое-что оставил.

Он вынул из кармана и положил на стол пакетик от жевательной резинки.

– Это еще ни о чем не говорит, – Инглиш рассматривал находку Эда.

– Я думаю, что, наоборот, говорит. Он лежал рядом. Мне кажется, что всякий раз, когда происходит убийство, этот тип находится рядом.

Инглиш осторожно положил пакет в ящик стола.

– Что было после того, как ее обнаружили?

– Копы начали прочесывать местность, и я решил, что лучше смыться. Они могли принять меня за убийцу. Я перебрался через стену и сел в такси, вышел на Центральной авеню и пришел сюда пешком.

– Ты думаешь, они задержали человека со шрамом?

– Весьма возможно.

– А толстого?

– Я думаю, он мертв. Я попал ему в живот и полагаю, что он долго не протянет.

– По-моему, это похоже на гангстерскую организацию, а?

– Мне тоже так кажется. Человек, жующий резинку, их шеф.

– Роджер Шерман? В таком случае это доказывает, что Рой был только исполнителем. Я всегда считал, что у него не хватает организаторского таланта.

– Я пока не вижу, что ты можешь сделать с Шерманом, даже если он и шеф этих парней. Если ты посадишь его на скамью подсудимых, то имя Роя тоже появится в газетах.

– Да, действительно, – сказал Инглиш, вставая. – Плохо это или хорошо, но теперь надо поспать, Эд. Мне надо хорошенько подумать. Мы поговорим с тобой завтра.

Инглиш проводил Леона до двери.

– Мне надо повидать Морили. Этот толстяк, которого ты, возможно, убил, мог иметь досье в полиции.

– Не слишком-то вороши грязь, – посоветовал Леон. – Будь осторожен. Не нужно, чтобы Морили сопоставил твои вопросы с описанием лиц, которые его заинтересуют. У шофера такси, например, было достаточно времени, чтобы изучить меня.

– Я буду осмотрителен, – ответил Инглиш, провожая его.

Леон вышел на широкую лестничную площадку.

Кабина лифта, вход которой находился рядом с дверью квартиры Инглиша, поднялась на этаж. Из нее вышел молодой человек в темно-коричневом костюме и коричневой фетровой шляпе. Белый шелковый платок выглядывал из-под манжета его сорочки. Он бросил на Леона быстрый, внимательный взгляд и направился к своей квартире, находившейся в противоположной стороне площадки.

Инглиш, который тоже заметил соседа, задержался.

– Мистер Шерман? – окликнул он его.

Человек в коричневом костюме обернулся. У него были необыкновенные глаза, таких ни Леон, ни Инглиш никогда не встречали. Цвета амбры, с огромными зрачками и лишенные всякого выражения.

– Да, я Шерман, – ответил он слегка нараспев. – Вы хотите со мной поговорить? Ведь вы – Ник Инглиш, не так ли?

– Уходи, Эд, – сказал Инглиш детективу вполголоса. – До завтра.

Он подошел к Шерману.

– Я действительно хочу поговорить с вами. Не могли бы вы зайти ко мне на минуту?

– Если не возражаете, я предпочел бы, чтобы вы зашли ко мне, я жду звонка.

– Ну что ж, – согласился Инглиш.

Шерман отомкнул свой замок и вошел первым.

– Прошу, мистер Инглиш.

Инглиш оказался в элегантном холле, сплошь уставленном цветами. Повесив шляпу на вешалку, Шерман пригладил волосы цвета соломы и открыл дверь напротив. Он нажал на кнопку выключателя, и море света залило все вокруг.

Не так просто было удивить Инглиша, но при виде обстановки в этой комнате он остановился, не пытаясь скрыть своего восхищения. Ни ковер, ни дорожки не нарушали в этом просторном помещении блеска паркета, удачно гармонировавшего с черными бархатными шторами, закрывавшими окна. Белый диван и два таких же кресла просто терялись здесь. Возле окна стоял рояль. В свете двух высоких канделябров черного цвета, имитировавших гигантские свечи, терялось пламя, бушевавшее в камине. У стены, задрапированной черным бархатом, стояла копия скульптуры Микеланджело «Пиетта» в натуральную величину. Слабый запах воска, витавший в этом огромном зале, необычное освещение вдруг чем-то напомнили Инглишу могильный склеп.

Заметив, что Шерман наблюдает за ним, Инглиш взял себя в руки.

– Как человеку, близкому к театру, вам должно понравиться здесь, – сказал Шерман, направляясь к камину. – Во всяком случае, освещение оригинальное, не правда ли? Безусловно, большинство людей не захотело бы здесь жить, но я не большинство.

– Верно, – сухо проговорил Инглиш. – Эта скульптура замечательная.

– Превосходная копия, – усмехнулся Шерман, доставая из пакетика пластинку жевательной резинки. Инглиш отметил, что пакетик был похож на тот, что лежал у него в столе. – Вас интересует искусство, мистер Инглиш.

– Я очень люблю эту скульптуру, – сказал Инглиш, указывая на «Пиетту», – но не буду утверждать, что искусство меня слишком интересует. У меня никогда не было возможности заняться им всерьез. Однако не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Я хотел вас спросить, не были ли вы семнадцатого числа этого месяца в агентстве прессы на Седьмой улице, 136-Б?

Шерман, устремив лишенный выражения взгляд на Инглиша, барабанил пальцами по пакетику жевательной резинки.

– Мне кажется, что да. Я не уверен, что семнадцатого, но я был там на этой неделе. Это, вероятно, и было семнадцатое. Теперь, после того как вы спросили, я вспомнил. Любопытно, почему вы задали этот вопрос?

– У меня есть основание. Вы там были около десяти часов пятнадцати минут вечера?

– Весьма возможно. Что-то вроде того. Я не обратил внимания.

– В это время, – продолжал Инглиш, сверля глазами лицо Шермана, – мой брат покончил жизнь самоубийством. Он выстрелил себе в голову.

– Как это печально, – выразил соболезнование Шерман. – Я очень огорчен.

– Не слышали ли вы звука выстрела, когда были там?