– Задача ясна, товарищ контр-адмирал, – сказал Саблин. – Но пока еще есть много неизвестных.

– Согласен, каплей, – кивнул Федор Ильич. – Попытаемся рассуждать как рассуждают наши аналитики. Кому это выгодно? Я имею в виду запугивать местных жителей, минировать прибрежные воды, дискредитировать нашу страну.

– Ответов на эти вопросы несколько, – вступила в дискуссию Катя.

У контр-адмирала имелась своя методика ведения мозгового штурма. Временами у него уже был готовый ответ, но он делал так, чтобы подчиненные, которым предстояло выполнять задание, сами приходили к нему. Если человек убежден в том, что пришел к правильному решению самостоятельно, то и действовать он будет осознанно, в нужный момент сумеет подкорректировать тактику.

– Естественно, что их несколько, – подтвердил Нагибин.

– С одной стороны, это выгодно Западу, – произнес Зиганиди. – Этим самым вбивается клин между Российской Федерацией и официальным Дамаском, сеется обоюдная подозрительность. Наша помощь Асаду воспринимается мировым сообществом как помощь терроризму.

– Согласен, – прищурился контр-адмирал.

– С другой стороны, – вступила в дискуссию Катя. – Выгоду получает и официальный Дамаск.

– Какую именно? – уточнил Федор Ильич.

– С переходом на сторону повстанцев адмирала Исмаиля нельзя исключать, что за ним потянутся и другие флотские офицеры. Не исключаю даже, что возможен переход боевых кораблей вместе с экипажем. Правительство боится, что повстанцам удастся создать свои военно-морские силы. Боевые действия перейдут и на море. Будут установлены локальные блокады, затруднится получение вооружений из-за рубежа, в том числе и из России. Поэтому лучший выход – действовать на опережение. Сделать прибрежные воды опасными для судоходства.

– Сомнительно, чтобы в Дамаске затеяли такую сложную и бездуховную игру, рискуя при этом испортить отношения с единственным влиятельным союзником – с Россией, – вздохнул контр-адмирал. – Сложные версии обычно оказываются ошибочными. Реальность всегда проще. Но я не стал бы с ходу отметать твою версию. Она имеет право на существование. Особенно если предположить, что это не официальная политика, а действует группа высокопоставленных флотских офицеров, не желающих втягивать флот в противостояние. – Сказав это, Нагибин перевел взгляд на Виталия.

Тот уже был готов высказать свои соображения.

– Пользу от этого могут извлечь и повстанцы. Минами блокируется побережье, тем самым исключается высадка правительственных сил со стороны моря. Российские корабли тоже лишаются возможности блокировать побережье. И главное, только им выгодно дискредитировать Россию.

– Эта версия нравится и мне, – признался Нагибин. – Но в ней есть несколько нестыковок. Первая – заминировав побережье, повстанцы сами лишаются возможности получать вооружение со стороны моря. Второе, и это сказал не я, а ты сам, каплей, – в тоннеле ты столкнулся с хорошо подготовленными боевыми пловцами, а их в настоящее время не может быть ни у одной из противоборствующих сторон.

– Но это были, несомненно, арабы. Я успел рассмотреть их лица, – возразил Саблин.

– Я в свою очередь могу напомнить тебе, что арабов теперь много и в Западной Европе.

– Там стараются не брать выходцев с Востока в элитные подразделения, – вставил Саблин.

– А вот США – страна многонациональная. – Нагибин положил ладонь на стол и несколько раз прошелся пальцами по столешнице, словно по клавишам рояля. – Так что все три версии имеют право на существование. И их придется отрабатывать. Но у меня появилась еще одна подсказка благодаря вашей находке в Тартусе. Я говорю о найденной вами видеокамере. Не хотите взглянуть на то, что было на нее снято?

Никто из группы не сомневался, что видео уже отсмотрели аналитики ГРУ и сделали соответствующие выводы, составили сводную записку на имя контр-адмирала. Но еще они знали манеру Нагибина вести мозговой штурм. Федор Ильич развернул монитор так, чтобы все могли видеть изображение, и включил запись.

Боевые пловцы сблизили головы и уставились на широкий поворотный монитор ноутбука.

– Запись не монтировали, все идет так, как снимал ваш «диверсант», – прокомментировал Нагибин. – Кстати, никаких особых наворотов в камере не было. Она одна из многих, стандартная, в заводской комплектации. Записи при включении ничего не угрожало. Но вы все равно правильно поступили, передав ее мне, не попытавшись сами просмотреть запись. Осторожность в таких делах никому не мешала.

Запись начиналась не с подводных съемок. Снимали на берегу – в порту Тартус. Корабли на рейде, у стенки. Особое внимание было уделено плавучей реммастерской Черноморского флота РФ. Несколько планов было вообще непонятно зачем сделано. Если реммастерская еще могла заинтересовать шпиона, то на кой черт ему понадобилось снимать средиземноморских чаек в полете? Подводных съемок было совсем мало – минуты на две. И ничего интересного. Днища кораблей. Замершие винты. Якорная цепь.

Запись закончилась. Боевые пловцы недоуменно переглянулись.

– Запись смотрели специалисты и тоже поначалу недоуменно переглядывались, – улыбнулся Нагибин. – Они скрупулезно с ней поработали и сделали выводы, но я бы хотел услышать и ваше мнение, – сказал он. – Поспорьте между собой. Придите к единому мнению, а я потом присоединюсь к дискуссии.

Катя сидела, морщила лоб. Что-то ей во всем этом «кино» не нравилось, не стыковалось.

– Я, когда в школе училась, ходила в киноклуб.

– Кино, что ли, там смотрели? – поинтересовался не любивший кинематограф Зиганиди.

– Не смотрели, а сами снимали. Всякие документальные ленты. Даже короткометражки игровые ставили. У меня, кстати, диплом областного конкурса кинолюбителей имеется.

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил Виталий.

– А то, товарищ каплей, что снимал человек, имеющий профессиональную подготовку.

– То есть? – не совсем понял ход мысли Кати Саблин.

– Обычный лох-любитель или даже оперативник, шпион – как снимает? Просто наводит объектив на объект и жмет на кнопку. Из таких съемок потом кино не склеишь. Там есть свои законы монтажа. Шпиона интересует сам объект съемок. Ему не до эстетских наворотов. У него другие задачи. А вот профессиональный оператор снимает так, чтобы разрозненные планы потом можно было склеить в смотрибельную ленту. Он всегда делает «вход» в план и «выход» из него. Ну вот, смотрите, – Сабурова отмотала видеозапись, – сперва он наводит камеру на горы, это «вход», а затем через город переводит взгляд на порт. После чего перенаправляет объектив на небо, это «выход» из плана.

– А чайки почему его заинтересовали? – не удержался от вопроса Саблин, хотя уже начинал понимать: Катя абсолютно права, снимал профессионал по законам киноискусства.

– Чайки – это так называемый воздух. Лирическое отступление. Или, как еще называют киношники, перебивки. Когда два плана между собой склеить уже никак невозможно, то вот и вставляют такую перебивку.