Тем временем подошел ее автобус. Если точнее, это был даже не настоящий автобус, а что-то вроде грузовика с установленными в кузове сиденьями – это был единственный общественный транспорт, который бедный послевоенный Лондон мог предложить своим обитателям. Рев его мотора вернул Арлетту с небес на землю, и она поспешно сказала:

– Это очень лестное предложение, мистер Уорсли, но, боюсь, я слишком занята и не смогу его принять.

Она шагнула к автобусу, и Гидеон полез в карман, чтобы достать небольшое кожаное портмоне.

– Пожалуйста, возьмите хотя бы мою визитку! – с отчаянием в голосе воскликнул он, протягивая ей белый картонный прямоугольничек. – Вдруг вы передумаете?!

Арлетта взяла визитку, и Гидеон помог ей подняться на ступеньку.

– Благодарю вас, – сказала она. Через несколько секунд она уже сидела на автобусном сиденье, глядя в залепленное мокрым снегом окно. За окном Гидеон и его хористы, собравшись в круг, во все горло затянули «Доброго короля Вячеслава». Вот он обернулся, чтобы проводить взглядом отъезжающий автобус, на мгновение их глаза встретились, и Арлетта увидела перед собой не молодого льва с огненным и безумным взглядом, а маленького мальчика – ранимого и немного печального. Улыбнувшись, она помахала ему рукой, он в ответ тоже поднял руку, а еще через секунду пропал, затерялся в кружащемся снегу.

Его визитка все еще была у нее в руке. Арлетта взглянула на маленький картонный квадратик, но в салоне было слишком темно, и она не смогла разобрать, что́ на нем написано. Ничего, она прочтет все завтра. Прочтет и будет весь день думать о Гидеоне Уорсли, о его студии в мансарде и о его глазах, в которых отразилась печальная душа художника.

1995

Книжный магазин, магазин комиксов, два бутика, магазин нижнего белья, крошечная художественная галерея, бар и пекарня… Бетти обошла их все, и в каждом из этих мест ей отвечали, что в ближайшее время ей вряд ли стоит рассчитывать на постоянную работу. Одно из агентств по трудоустройству, куда она обратилась, подобрало ей временное место в ателье на Блумсбери, где она должна была пришивать пуговицы (три дня в неделю, по 2 фунта и 85 пенсов в час). Бетти нехотя согласилась, но уже через две минуты пребывания в пыльном и похожем на гробницу ателье, которым владели три пожилых брата-португальца, подкрашивавших волосы чем-то вроде сапожной ваксы (к тому же все трое смотрели на нее так, словно она выскочила из юбилейного торта), – ей стало очевидно, что эта работа не для нее. Пробормотав что-то насчет больных пальцев, Бетти поспешно ушла, чтобы больше не возвращаться.

Другое агентство известило Бетти об ожидающейся вакансии на пункте сортировки почты в Ислингтоне (так же временной) или – в еще более отдаленной перспективе – о месте приемщицы заказов в фотостудии в Кентиш-Тауне, но Бетти не особенно надеялась его получить, так как почти провалила тест на скорость печати. Она была уверена: в городе найдется немало симпатичных девчонок с обворожительными улыбками, которые умеют печатать гораздо быстрее, чем ее тридцать слов в минуту.

Первая неделя жизни в Сохо подошла к концу, а никакой работы у Бетти по-прежнему не было, и она все чаще испытывала приступы острого отчаяния. Что, если ей так и не удастся найти место прежде, чем закончатся деньги? Неужели ей придется возвращаться на Гернси несолоно хлебавши? А как же ее надежды и мечты? А как же поиски таинственной Клары Каперс? Неужели все пойдет прахом? Нет, невозможно!

И вот во время одного такого приступа Бетти совершила страшную вещь, от которой ее чуть не вывернуло наизнанку, но другого выхода она не видела. Сражаясь с тошнотой и подступившими к глазам слезами, она сунула руку в сумочку и нашарила на дне шариковую ручку. Потом Бетти порылась в куче бумаг на тумбочке рядом с кроватью и отыскала бланк заявления о приеме на работу в «Вендиз». Она заполняла его очень медленно, стремясь насколько возможно отдалить момент, когда ее заявление попадет в плохо отмытые руки жалкого клерка, который будет решать, достойна ли она работать в провонявшем горелым жиром и томатным соусом ресторанчике. Бетти дошла до того, что намеренно написала некоторые слова с ошибками в надежде уменьшить свои шансы на прием на работу еще до того, как она выйдет из дома. Она также не стала красить губы и расчесывать волосы, а из одежды выбрала мешковатый кардиган зеленого цвета и синие тренировочные брюки, сделав себя, таким образом, настолько непривлекательной внешне, насколько это было в человеческих силах.

Медленно бредя по тротуару в направлении Шафтсбери-авеню, Бетти специально сутулилась, пытаясь придать себе вид никчемной неудачницы. Может, ее все-таки не возьмут?.. Такая работа была ей не нужна. Ей не нужна была такая жизнь.

Менеджер по персоналу оказался маленького роста испанцем, а звали его Родриго. У него были черные усы и совершенно седые волосы, к тому же он заметно шепелявил. Взяв у Бетти бланк заявления, он грустно вздохнул, заметив размазанные кое-где чернила и круг от чашки с чаем, и посмотрел на нее сквозь полуопущенные густые ресницы. В этот момент Родриго выглядел таким несчастным, что Бетти захотелось обнять его словно плюшевого мишку.

– Спасибо, што обратилишь к нам, – прошепелявил он. – Какой вы насиональности?

– Я англичанка, – проговорила она самым оптимистичным тоном, стараясь хоть немного сгладить неприятное впечатление от измазанного заявления.

Родриго удивленно вскинул голову, и его блестящие черные брови подскочили высоко вверх.

– Англишанка? – повторил он.

– Да.

– Так это же прошто прекрашно! – воскликнул он с такой искренней радостью, что Бетти в свою очередь почувствовала, как в ее душе проснулось что-то доброе и чистое. Наконец-то кто-то был рад ее видеть. Наконец-то кто-то решил, что она достаточно хороша сама по себе – вне зависимости от того, что́ она говорила, делала или писала в своем резюме. Оказывается, ей вовсе не нужно было расписывать свои многочисленные способности и таланты; достаточно было просто сказать, что она англичанка, и – готово! Этот маленький милый человечек с добрым лицом тут же захотел взять ее на работу, хотя они оба прекрасно понимали, что англичанкой Бетти стала по чистой случайности. Она просто родилась в Англии, и никакой ее личной заслуги в этом не было.

– По правилам, для приема на работу вы должны пройти шобеседование, – сказал Родриго. – Я готов побешедовать с вами… – Он бросил взгляд на массивные часы в пластмассовом корпусе, красовавшиеся на его волосатом запястье. – …Да хоть шейчас. Надеюсь, вы не возражаете? – Он проникновенно взглянул на нее, и Бетти поспешно кивнула, боясь, что может передумать. Она просто не могла сказать «нет» этому человеку. Ее отказ, несомненно, разбил бы ему сердце.

Кабинет Родриго представлял собой крошечную каморку в дальнем конце сложенного из шлакобетонных блоков тоннеля, проходившего под рестораном. В само́м кабинете стены были выкрашены блестящей белой эмалью и увешаны плакатами, обещавшими сотрудникам ресторана достойную оплату труда, бесплатное питание и перспективы карьерного роста. («От младшей посудомойки до старшей официантки или даже – страшно подумать! – менеджера какого-нибудь зачуханного филиала!» – с сарказмом подумала Бетти.) Стол был завален какими-то бумагами. Родриго уселся за него, предложил сесть Бетти и начал задавать вопросы, которые звучали как пустая формальность. Было видно невооруженным глазом, что он твердо решил взять ее на работу, и когда Родриго сказал: «Пождравляю, вы приняты», Бетти нисколько не удивилась.