Твоя хозяйка, например, баба Зина: я от нее это слышал. Пойдем назад?

– Пошли…

Андрей заметил, что его провожатый легко перешел на «ты», и от этого тоже стало легко и радостно.

Выйдя за бывшую монастырскую стену, они, прежде чем спуститься вниз, постояли, глядя сверху на раскинувшуюся под ними картину. И была в этом пейзаже печальная щемящая красота.

* * *

Когда они вернулись в Павлинки, Александр принялся за починку двери козьего сарайчика. Андрей тут же вызвался ему помогать. Ну а мальчишки – это само собой: святое дело работать с отцом! Наладив дверь, принялись перекрывать крышу сараюшки толем, рулон которого Саша держал под навесом.

– Давно уже собирался это сделать, да все не было напарника, а тут тебя Бог послал! – сказал он.

Работали часа четыре, не меньше, а когда закончили работу, уже начало темнеть. Из дома вышла Евдокия Петровна и пригласила Андрея к семейному ужину, но на этот раз он решительно отказался:

– У меня ж теперь своя хозяйка есть, тоже, поди, с ужином ждет. Боюсь, обидится.

Александр проводил Андрея и, препоручив его бабе Зине, вернулся к семье.

– Как раз у меня и ужин поспел! – обрадовалась хозяйка.

– Спасибо, баба Зина. А это ничего, что я вас, как все, бабой Зиной зову? Может, лучше по имени-отчеству?

– А зачем по другому-то? Баба Зина я и есть, мне ведь уже за шестьдесят перевалило.

Андрей вспомнил знакомых шестидесятилетних дам и подивился простоте, с которой баба Зина принимает свою старость.

Они прошли в дом. Он состоял из большой передней комнаты, где перегородкой была отделена кухня с плитой, и двух задних комнат, одну из которых баба Зина еще раз предложила Андрею. В углу передней висели иконы, и Андрей перекрестился на них, как привык делать у Опраксиных. На предложение бабы Зины он ответил:

– Нет-нет, я лучше переночую на сеновале. Буду спать и одновременно изгонять свежим воздухом городскую копоть.

– А ты часом не куришь? – с опаской спросила баба Зина.

– Нет. Раньше курил, но года три как бросил. Осторожничаю.

– Правильно делаешь, Андрюша.

Ужин состоял из вареной картошки и салата из свежих помидоров и огурцов. Посередине в тарелке лежал нарезанный ломтями пышный павлиновский хлеб, а вокруг на разномастных тарелочках были разложены привезенные Андреем городские деликатесы: сыр, колбаса, красная рыба, масло.

– Угощайтесь, баба Зина! – кивнул на них Андрей.

Баба Зина положила на белый хлеб небольшой кусочек рыбки и с этим пила чай из кружки.

«Постный день!» – понял Андрей и тоже ограничился красной рыбой, чтобы не смущать хозяйку.

Наевшись, он, почувствовав, что сна у него еще ни в одном глазу, и тоже попросил себе еще чаю. Баба налила ему, себя тоже не забыла.

– А телевизора у вас, я смотрю, нет? – спросил Андрей.

– Почему нет? Есть. Вон в той комнате стоит. Племянники в отпуск ко мне приезжают, они пользуются. А я его почти не гляжу, я ж не телевизионная старушка.

– Что значит «телевизионная старушка»?

– А это я так наших пенсионерок зову, которые сами себя к телевизору намертво подключили. Иной бы радоваться, что ноги ходят и руки двигаются, хозяйством каким-никаким заниматься, курочками, огородиком, так ведь нет – сидят как пришпиленные и сериалы смотрят. Хозяйство рушится, а они про заграничную дурь наблюдают, будто своей мало. На выходные я договорилась с соседкой, чтобы приносила для тебя по литру парного молока. А вот как в следующий раз приедешь, коровьего молока, может, уже и не будет: Лизаня, у которой последняя в деревне корова, сена на зиму не запасла – собирается осенью коровку продать. Некогда ей за коровой ухаживать, телевизор смотреть надо. Если только Ракитины не сумеют как-то с сеном устроиться. Они бы перекупили у Лизани корову, она им в рассрочку отдаст, и сарай у них есть, да вот с сеном загвоздка… Косить некому, покупать дорого.

– Ну и что Саша, собирается сам косить или наймет кого-то?

– А ты что, помочь ему хочешь?

В этот момент Андрею почему-то вспомнилась графиня Апраксина, не только не стеснявшаяся работать в саду у племянников, но и весело представившаяся «гастарбайтером».

– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Наверное, это не такая уж трудная работа.

Он мог бы предложить Александру денег на покупку сена, но был уверен, что тот откажется… А вот если просто помощь предложить, то может, и нет.

– А ты косить когда-нибудь пробовал?

– Нет, баб Зина, только в кино видел да у Толстого читал.

– А, ты про то, как Левин с мужиками косил! – обрадовалась баба Зина. – Жизненное место…

– Так вы… – он хотел спросить «читаете?», но на ходу перестроился и вывернулся: – при своих заботах с хозяйством еще и на книги время находите?

– Почему нет? Я ж телевизор не смотрю, вот те и время на книги.

А ты-то к нам в Павлинки как попал, Андрюша?

– Название понравилось – Павлинки. А до того увидел Горелово, а за ним, через лес, Негорелово. Мне это уже странным показалось, я стал на указатели смотреть, а следующими были Крутые Волоки, которые я прочел сначала, как «Крутые Волки».

– Так их и зовут, – кивнула баба Зина. – Старое прозвище забылось, новое народилось.

– А между названиями Горелово и Негорелово тоже связь есть?

– Как не быть.

– Расскажите, баба Зина!

– А слушай! Дело было еще до революции, нам старики про то рассказывали, которых уже и в живых никого не осталось. Стояли два села, между ними лес и большое болото, ельником поросшее, и назывались оба почти одинаково – Малые Ельники и Большие Ельники. В Малых Ельниках, захудалом старом сельце, церквушка стояла древняя в честь Ильи Пророка, бедная такая церквушка, и священник в ней служил старенький, немощный. А в Больших Ельниках жили мужики богатые, сплавом занимались. Лес вокруг себя вырубали, по реке Павлинке сплавляли. И храм построили, соседям в укор, большой, каменный и тоже в честь Ильи Пророка назвали. Так что престольный праздник в один день у них был. И как-то напала на наши места великая сушь. В полях все горит, лес стоит сухой, ну и начался лесной пожар как раз накануне Ильина дня. Мужики из Больших Ельников свой престольный праздник справляют, пьют да радуются, что леса вокруг села у них не осталось – не дойдет, мол, до них пожар! А в Малых Ельниках народ отстоял Литургию, и батюшка вывел всех на молебен. А был он из тех священников, кто на крестный ход о дожде без зонтика не идет. Взял он свой старенький зонтик и повел народ крестным ходом вокруг села. Обошли село, встали между селом и лесом и стали молебен служить. Не успели до конца дело довести, как над селом и лесом туча собралась и хлынул ливень, пожар лесной и залило. А в Больших Ельниках народ празднует, а того не видит, что в сухом болоте торф загорелся. Дошел до них огонь по сухому-то болоту и на село перекинулся, полсела сожгло. Только перед каменной церковной оградой огонь остановился, пожалел Илья Пророк свой храм, ну и глупых мужиков, наверное. С той поры и стали два села называться не Ельниками, а Гореловым и Негореловым. В назидание, стало быть. Только в Горелове мужики не поумнели с той поры: болото свое до конца осушили, покосы на нем устроили. Река Павлинка и обмелела, сплавной промысел кончился, обеднело село. А сейчас и вовсе почти никого в нем не осталось.