– Я вам не, верю, – негромко, но быстро возразила она.

– Проклятие, Белл! – развернувшись, он хватил кулаком по стволу дерева. – Ну как вас убедить? Что вы хотите узнать? Самые страшные тайны моего сердца? Поступки, которыми я запятнал свою душу?

Она попятилась.

– Не понимаю… не понимаю, о чем вы говорите. Вряд ли и вы сами понимаете собственные слова.

– Я-то понимаю, Белл. Если я все расскажу, вам будет слишком тяжело и больно.

– Я верю, что этого не будет, – мягко ответила она, потянувшись, чтобы коснуться его рукава.

– Не обманывайтесь, считая меня героем, Белл. Я вовсе не…

– Я и не считала вас героем, – прервала она. – Мне вовсе не хотелось видеть вас таким.

– О Господи! – простонал он с мрачной усмешкой. – Вот ваши первые правдивые слова за целый день.

Белл оцепенела.

– Не будьте таким жестоким, Джон.

– Белл, – резким тоном прервал он, – у моего терпения есть пределы. Не испытывайте его.

– Что вы хотели этим сказать? – спросила она.

Джон в раздражении схватил ее за плечи и слегка встряхнул. Боже милостивый, она была так близко, он ощущал ее запах, тонкие пряди волос касались его лица!

– Я хотел сказать, – приглушенно произнес он, – что я удерживаюсь из последних сил, чтобы не поцеловать вас немедленно.

– Так почему бы вам не сделать этого? – спросила она прерывистым шепотом. – Я не стала бы вас останавливать.

– Потому, что на этом я бы не остановился. Я скользил бы губами по вашему нежному горлу, пока не добрался бы до этих отвратительных мелких пуговиц на вашей амазонке. А потом я расстегнул бы их одну за другой и распахнул бы ваш жакет. – Господи, зачем он мучает самого себя? – На вас ведь шелковое белье?

К собственному ужасу, Белл кивнула.

Джон содрогнулся, когда волна желания охватила его тело.

– Мне нравится прикосновение шелка, – пробормотал он, – и вам тоже.

– Откуда вы знаете?

– Я видел, как вы снимали чулок, когда натерли мозоль.

Белл задохнулась, потрясенная тем, что он подглядывал за ней, и в то же время его признание странным образом взволновало ее.

– Знаете, что я сделал бы потом? – хрипло продолжал Джон, глядя ей в глаза.

Она молча покачала головой.

– Наклонился бы и поцеловал вас сквозь шелковую ткань. Я вобрал бы в рот ваш смуглый сосок и целовал бы его до тех пор, пока он не превратился бы в твердый бутон. А потом, когда этого стало бы слишком мало, я спустил бы с плеч вашу тонкую шелковую рубашку, обнажив груди, и принялся бы целовать их вновь.

Белл не шевельнулась, буквально прикованная к месту чувственным воздействием его слов.

– И что же было бы дальше? – прошептала она, остро ощущая жар его ладоней на плечах.

– Вы хотите помучить меня, не правда ли? – хрипло спросил Джон, сжимая пальцы. – Ну, раз уж вы спросили… Я бы медленно снял один за другим все предметы вашего туалета, пока вы не оказались бы нагой в моих руках. А потом я начал бы целовать вас – каждый дюйм вашего тела, пока бы вы не задрожали от желания.

Краем сознания Белл отметила, что она уже вся дрожит.

– Потом я положил бы вас и накрыл свои телом, вдавливая вас в землю. А затем… я вошел бы в вас медленно-медленно, наслаждаясь каждой секундой обладания вами, – голос Джона прервался, его дыхание стало сбивчивым, когда перед его мысленным взором появилась Белл, обвивающая его длинными ногами. – Ну, что вы на это скажете?

Белл пренебрегла его грубым вопросом: ее затопили чувственные образы, вызванные словами Джона. Она сгорала без огня, она желала его так, как только можно желать. Сейчас или никогда, поняла Белл, и ужаснулась тому, что сдалась без малейшего сопротивления.

– И все-таки я не остановила бы вас, – прошептала она.

Терзаемый недоверием и желанием, Джон грубо оттолкнул ее, прекрасно понимая, что не одолеет искушения, стоит этому прикосновению продлиться еще хотя бы секунду.

– Господи, Белл, вы понимаете, что говорите? Или нет? – Он провел ладонью по волосам, часто и глубоко дыша и стараясь не обращать внимания на болезненную твердость плоти.

– Да, я понимаю, что говорю, – выкрикнула Белл. – Вы просто не хотите слушать!

– Вы не знаете, кто я такой. Вы создали себе романтический образ несчастного, раненого героясолдата. Разве не забавно – выйти замуж за настоящего, живого средневекового героя? Ну так знайте же, миледи: этот герой – не я. Через несколько месяцев вы бы поняли, что в замужестве с хромым бедняком нет ничего забавного.

Белл охватила ярость, она бросилась на Джона, заколотив кулаками по его груди.

– Да кто вы такой! – вскричала она. – Вы продолжаете намекать, что совершили что-то постыдное, но, по – моему, вы сочинили всю эту историю, лишь бы оттолкнуть меня.

– Боже мой, Белл, – хрипло воскликнут Джон, – вы ошибаетесь! Я…

– Думаете, для меня имеет какое-нибудь значение, ранены вы или нет? Считаете, меня волнует то, что вашему титулу нет и десятка лет? Да мне наплевать, даже если бы у вас вовсе не было титула!

– Белл! – попытался успокоить ее Джон.

– Нет, хватит! Молчите! Меня тошнит от ваших слов! Вы обвинили меня в избалованности, но настоящий сноб из нас двоих – это вы. Вы настолько одержимы титулами, состояниями и общественным положением, что не позволяете себе достичь единственной цели, которая для вас и вправду важна!

– Белл, мы знакомы от силы неделю. Не понимаю, как вы могли счесть меня подходящей партией, – но, произнося эти слова, Джон почувствовал, – что окончательно запутался.

– Я сама начинаю этому удивляться, – парировала Белл, желая посильнее уязвить его.

– Знаю, я заслужил эти слова, но вскоре вам станет ясно, что я поступил правильно. Возможно, это произойдет не завтра, но, когда ваш гнев утихнет, вы все поймете.

Белл отвернулась, не желая, чтобы Джон видел, как она смахивает слезу. Ее дыхание стало коротким и частым, и прошло несколько минут, прежде чем она сумела успокоить вздрагивающие плечи.

– Вы ошибаетесь, – тихо произнесла она, глядя на Джона с укоризной. – Вы губите мое счастье! – Она проглотила ком, вставший в горле. – И свое тоже. Вы просто боитесь заглянуть в собственную душу.

Джон был глубоко взволнован ее откровенностью и отчаянием. Он по-прежнему считал, что не может открыть ей настоящую причину своего отказа, и потому попытался воззвать к ее практичности.

– Белл, вы выросли в роскоши, которой я не смогу вам обеспечить. Я не в состоянии подарить вам даже дом в Лондоне.

– Это не важно. И потом, у меня есть средства.

Джон нахмурился.