Неожиданно отстранив ее, Антон вышел из ванной.

Пацаны кучей стояли в центре комнаты напротив кресла, где недавно сидел связанный Романов.

– Так, – хрипло проговорил Антон, – здесь ничего не трогать. Ничего. Будете курить, окурки не тушите в пепельнице, бросайте их в унитаз. Говорите тихо, соседи могут услышать. – Он блуждающим взором окинул комнату, остановив его на журнальном столике.

«Коньяк…»

– Что с твоим капитаном? – спросил Образцов, хотя этот вопрос можно было и не задавать.

– Отравился. Яд.

– Я так и понял, – сдавленным голосом произнес Примаков. – Наверняка у него ампула была в дупле.

– В каком дупле? – спросил Ромка, который выглядел сейчас не лучше покойника.

– В зубном…

Присев за журнальный столик, Антон оглядел бутылку.

– Я не знаю, что мы будем искать, – сказал он, – но нужно проверить каждый подозрительный предмет в квартире. Подозрительным может быть все, начиная от коробка спичек до шапки-ушанки. Мы с Юлей начнем осмотр с комнаты, а вы распределите между собой кухню, коридор и ванную.

– Я на кухню. – Примус резко дернулся к двери. Все, за исключением Образцова и Ващенко, поспешили за ним.

– Ладно, – согласился Антон, – ванную я осмотрю сам.

Сергей и Ромка двинулись в прихожую. Открыв кладовку, они стали шарить по карманам висевшей в ней одежды.

– А мне что делать? – спросила Юлька.

– Ты посиди пока за столом. – Антон бросил взгляд на записную книжку и на московскую газету «Проспект Независимости».

Страницу целиком занимали репортаж и фотография мужчины средних лет с моложавым привлекательным лицом, сверху шел крупный заголовок: «Григорий Дробов. «Молчание ягнят» по-русски». Записная книжка тоже была открыта. Страничка на букву «д».

«Дробов», – прочитал Антон в самом конце листка. Шесть букв. Первая «д». «Неужели это никогда не кончится?» – пронеслось у него в голове.

– Так, газету и записную книжку заберем с собой. Ты, Юля, найди какой-нибудь пузырек и отлей в него немного коньяка.

На пороге появились Образцов и Ващенко. Оба держали в руках по сапогу.

Антон вопросительно посмотрел на них.

Образцов так же молча вывалил из сапога кучу денег.

* * *

Спецназовцы в полной экипировке двигались не очень быстро, в слегка небрежных движениях чувствовалась уверенность и мощь. Машина остановилась за квартал от дома Романова, черные тени, пугая одиноких прохожих, передвигались совершенно бесшумно.

У подъезда двое встали по бокам двери, подняв стволы автоматов вверх. Еще два человека ввалились внутрь, заняв такую же позицию; следующая пара перекрыла третий этаж. Когда остальные расположились на площадке второго этажа, первая пара заняла места под окнами квартиры Романова.

В подъезд вошел подполковник Рябов и кивнул Малышеву.

Сергей откинул корпус назад и грохнул ногой в дверь. Замок вырвало с корнем, дверь ударилась о стену. Толкая ее плечами, в квартиру Романова ворвалась штурмовая группа. Пропуская впереди себя подполковника Рябова, Малышев вошел предпоследним; на площадке осталось два человека. Эта тактика называлась «доверься мне».

В комнате уже включили свет, в коридоре его зажег Рябов. Малышев, потянув на себя дверь кладовки, сунул туда ствол автомата. Вошедший последним сержант Гусев дернул на себя дверь в ванную, Малышев, опускаясь на одно колено, повел стволом. Гусев, под прикрытием, шагнул внутрь.

– Свет!

Когда в ванную вошел Рябов, Малышев продолжал стоять в прежней позе, не отводя ствола от лица мертвого капитана Романова. Глаза Сергея в прорези черной маски смотрели равнодушно.

Подполковник ФСБ, склонившись над телом, несколько секунд напряженно всматривался. Не говоря ни слова, он вышел в коридор и позвонил по телефону, вызывая следственную группу.

* * *

Эксперт-криминалист из следственной группы Рябова возился с отпечатками пальцев, сам подполковник, казалось, бесцельно прохаживался по комнате. Предварительное заключение о смерти Романова дал судмедэксперт: смерть наступила в районе 22.00 – 23.30 часов, по-видимому, от отравления ядом типа цианидов. На запястьях трупа отчетливо видны следы от веревки или ремня, это указывало на то, что, возможно, перед смертью он подвергся пыткам, хотя явных следов на теле не обнаружено.

– Его сначала связали, а потом уже дали яд? – спросил Рябов.

– Не обязательно, – ответил эксперт. – Он мог принять яд до того, как его связали.

– Ты допускаешь хорошо сбалансированную дозу яда?

– Да, очень точно рассчитанную. Запах изо рта трупа походит на коньячный, поэтому не исключено, что яд был примешан в коньяк. Бутылку с коньяком мне придется забрать.

Меньше всего в этом деле Рябов ожидал смерти Романова. Да нет, скорее он вообще не ожидал, что с Романовым может произойти что-то подобное. Пока шла работа с начфином капитаном Копытиным – проверялись всевозможные бухгалтерские бумаги, накладные, приказы, счета. Романов был вторым человеком в части, на которого явно падало подозрение, так как дело Никишина выглядело, бесспорно, сфабрикованным, но трудно доказуемым. Очень много накладок, связанных с нарядами в караул, сказал тогда Романову следователь. Доказать это было действительно трудно, чего не скажешь о самой бухгалтерии и состоянии склада, которыми занимался лично полковник Кравец, имеющий богатый опыт в делах подобного рода. Махинации Копытина были выявлены, вычислен еще один участник преступного сговора – майор Николай Ярин; его пока не трогали, но он был под постоянным наблюдением, «созревал в собственном соку» – своеобразная обработка без какого-либо давления на него со стороны.

И вот теперь, со смертью капитана Романова, у Копытина и Ярина появлялась отличная возможность взвалить всю ответственность на покойника, свести все концы именно к нему: он был главным в этом деле, только он один знал, куда уходят боеприпасы и оружие со склада. Каждый захочет остаться мелкой сошкой. Теперь, даже если они и знают, куда ушло со склада ОВ, они будут молчать; проследить связь до конечного покупателя окажется невозможно, дело полетит к черту.

Нет, Копытин и Ярин ни в коем случае не должны знать о смерти Романова, с которым, чувствуя его причастность к этому делу, Рябов явно протележил. Он ждал, когда в гостинице «Октябрьская» найдется человек, так или иначе связанный с капитаном; наверняка кто-то из дежурных администраторов. Пока подозрение пало на 30-летнюю Любовь Коряжину и 36-летнюю Ирину Сухоту. Как раз сегодня заступает на дежурство Коряжина, сменщица должна передать, что ей звонил ее знакомый Дмитрий Романов и просил срочно связаться с ним по домашнему или рабочему телефону. Оба номера к семи часам утра должны быть взяты под контроль, и если даже разговор состоял бы только из приветствий, то и это давало бы серьезный повод к немедленному аресту Романова. Раскрутить саму Коряжину труда бы не составило, майор Семенов вторые сутки жил в гостинице «Октябрьская» и был готов к оперативному разговору с дежурным администратором.