Заплатив авансом за половину халифата аварсу (чрезвычайный налог на военные нужды, ставший ежегодным, выражался в различных формах: в строительстве крепостей, рытье траншей, заготовке продуктов вдоль дороги, по которой проследует армия, в уплате денежных сборов…), ростовщики рассчитывали десятикратно его возместить, взимая его с райя султаната. Они ошиблись не менее грубо, чем уничтожаемые в тот момент по всем русинским землям арендаторы, но пока об этом еще не знали. Чувствовали себя влиятельными и богатыми.

Уровень солидарности евреев уже тогда был достаточно высок, правильно на это рассчитывал Аркадий. Но новым проблемам в Стамбуле никто не обрадовался. Рассказам же об опасности проживания многочисленной еврейской общины в столице страны, раздираемой войной за трон, не сразу и поверили. Помогли венецианцы. Тамошние евреи прислали весточку стамбульским, что война Венеции с Оттоманской империей предрешена, отряды наемников для похода уже набираются. Правда, сообщить, куда они направят свой удар, не смогли – сами не знали.

Идея переселить в Палестину не только беженцев из Польши, но и свою еврейскую бедноту, коей в столице было куда больше, чем евреев состоятельных, сначала вызвала отторжение, но мысль эта в головы местных переговорщиков запала. О расселении перенаселенного Стамбула мечтал не один султан, даже после гибели в огне огромного числа людей их в городе оставалось слишком много, и число росло стремительно. Очень уж неспокойно было в государстве, многие надеялись найти безопасность в столице. Выселив своих бедняков, можно было заработать бонус у властей.

Через несколько дней все чуть не сорвалось. Еврей, потерявший в пожаре всех родных, огромный, очень сильный физически кожевник набросился на казаков-иудеев с ножом. Прослышав о визите казаков, пусть они были иудеями, он явился мстить. Выглядел он страшно. С безумным взглядом, всклоченной бородой и не очищенной от сажи одеждой. Весил и имел сил он как бы не больше, чем они оба вместе, но бедолага не учел, что напал на воинов. Не получилось даже схватки, они мгновенно расступились, сшибли гиганта на землю и оглушили. Партнеры по переговорам смогли увидеть воочию мгновенное превращение внешне безобидных и ни в коем разе не грозных по виду людей в хищников. Смертоносных, уверенных в своих силах. Не выживали в казацкой среде тогда слабаки. Инцидент договорились считать случайностью, переговоры продолжили. До успешного завершения.

* * *

Бог знает почему, но серьезных трудностей попаданец от переговоров с еврейскими уполномоченными, оказавшимися сплошь раввинами, не ожидал. И напрасно. Хотя альтернатива согласию с казацкими требованиями была страшная – поголовное уничтожение, спешить, аж спотыкаясь, их исполнять они и не думали. Уж очень не хотелось многим расставаться со всем нажитым имуществом, скупленной здесь недвижимостью, привычным местом жизни, для многих родным… Да и боялись люди из-за стен выходить, знали, как страшно ушли из жизни многие из тех, кто в местечках не успел спрятаться. На переговорщика они при этом смотрели так, что у него сжимались невольно кулаки.

«Сам бы, своими руками… чертовы жиды… уууу!..»

Так, в духе Аркадием крайне не уважаемых антисемитов теперь он… нельзя сказать думал, реагировал мысленно на результаты очередной говорильни с раввинами. Никакой благодарности к своему спасителю они не испытывали. Людей лишили дома, имущества, на их глазах растерзали их родных и знакомых, естественно, к одному из главарей банд, заполонивших земли русских воеводств, раввины относились… без большого доверия, мягко говоря.

Даже при резком увеличении казачьих войск быстро освободить все города на своей земле от иноверцев им было затруднительно. Из-за татарской опасности они в обязательном порядке здесь имели укрепления. Население в большинстве из них, в отличие от Чигирина и Киева, было преимущественно неправославным, при приближении отрядов восставших селян оно благоразумно садилось в осаду. Иметь ружье и уметь из него стрелять мало для того, чтобы сразу превратиться в воина. Селяне, назвавшись поголовно казаками, местечки блокировали, однако штурмовать городские стены не спешили, понимая кровопролитность подобного мероприятия не только для защищающихся, но и прежде всего для атакующих.

Создавалась патовая ситуация. Селяне не могли взять города штурмом, горожане были бессильны разогнать куда более многочисленных осаждающих. И тех и других поджимало время. Селянам пора было собирать скудный в этом году урожай, засуха поставила под вопрос выживание многих, а не собрать хлеб – означало умереть зимой от голода. У горожан дело с продовольствием обстояло еще хуже, прошлогодние запасы подходили к концу, а на новые в сложившихся обстоятельствах рассчитывать было глупо. Продовольственный вопрос также подталкивал всех к скорейшему прекращению войны. Вариант «Мужественно перемерли с голоду» не устраивал никого.

Конечно, ходили среди осажденных разные слухи о скором приходе огромной королевской армии, о противоречиях в стане врагов, о движении на юг литовского войска… однако разумные люди в них не верили. Поэтому при появлении среди осаждающих казацких отрядов с известными атаманами немедленно начинался переговорный процесс. Нигде он не завершился быстро, уж очень жесткими были выставляемые казаками условия. Смерть для особо ненавистных панов и арендаторов, изгнание с ограблением для евреев и католиков, рабство для униатов. Впрочем, последние были везде в меньшинстве, и их судьба, по большому счету, никого, кроме них самих, не волновала. Православным панам готовы были предоставить свободный путь в Россию.

Для быстрейшего освобождения территории от всех инородных элементов католических ксендзов и иудейских раввинов приглашали в Киев, на переговоры, гарантируя свободный проезд заложникам. Проезжая по ранее польской, а теперь казацкой земле, те могли убедиться, что никаких других шансов уцелеть, как договориться, у них и их подопечных нет. Встреча с воинами, попавшими в плен во время сражения у Днепра, из войска Николая Потоцкого убивала надежды на освобождение окончательно. Католикам оставалось соглашаться на плен с правом выкупа, почти у всех были родственники в Польше или Литве. Евреям – на изгнание, далеко не первое в истории их многострадального народа.

Аркадий был по-настоящему счастлив, что с католиками вести переговоры пришлось не ему. Хотя как раз они шли куда успешней, чем тягомотное выяснение отношений с представителями еврейских общин. Ограбление и выселение евреям нравиться никак не могло, но было делом привычным, переносимым. Но вот выдача СВОИХ на расправу, да еще наиболее уважаемых и состоятельных, часто стопорила переговоры напрочь. Вскоре попаданцу пришлось с уговоров и убеждений перейти на язык ультиматумов и угроз, что оказалось более действенным, к его великому удивлению.

Как он про себя только не крыл своих оппонентов, знаменитое «жиды пархатые» было самой невинной характеристикой из просившихся на язык. Однако «взялся за гуж – не говори, что не дюж». Людей надо было спасать, несмотря на неумное упрямство некоторых их руководителей. У тех евреев, кто не успеет эвакуироваться до осенних штормов, шансов выжить практически не было. Помимо войны по Украине – попаданец по привычке про себя продолжал иногда называть эту землю так – ударила засуха. Он уже сам получил нелестную характеристику от Хмельницкого, когда пришел к нему с требованием немедленно озаботиться завозом продовольствия извне. Гетман еще не полностью осознал резкое изменение своих обязанностей, ощущал себя прежде всего военным вождем. Впрочем, в тот же день они вернулись к этому разговору. Пообещал Богдан и картошку из Европы завезти в большом количестве, то, что посадили этой весной под Азовом, было каплей в море даже для семенного размножения.