Он вдруг поймал себя на мысли, что шепчет считалочку: «Шесть негритят пошли на пасеку гулять, одного ужалил шмель, их осталось пять».

Ну, с этим «негритенком» все понятно, а вот последний — он «поглядит устало»? Пойдет повесится, чтоб никого не стало?

Журналист вышел из-за укрытия, которым ему служили срезанные с могил и свезенные сюда в кучу ветки и побеги карагача. По пути к свежему захоронению прихватил венок с выцветшими бумажными цветами и положил его рядом с другим венком, поправив ленту с какой-то надписью. Приготовив компактный фотоаппарат, сделал несколько снимков, делая привязку могилы к окружающей местности или наоборот, не суть важно.

Он не рискнул идти в обход — вокруг кладбища. Гораздо безопаснее и быстрее, на его взгляд, добраться до выхода по аллеям. Он не боялся мертвых, он боялся… живых собак, лай которых подсказал ему направление. Три или четыре псины караулили кладбищенскую контору, и днем (он видел это собственными глазами) сидели на цепях. Что, если ночью их спускали с цепей? У него не было с собой боевого оружия — только газовый пистолет. Привычка носить его с собой наравне с перочинным ножом и зажигалкой у него появилась года четыре назад, когда на него во дворе дома напали подвыпившие подростки. И как результат — сломанная рука, сотрясение мозга, две недели в больнице и еще месяц нетрудоспособности.

Полчаса у него ушло на то, чтобы добраться до центральных ворот.

В административном здании горел свет, охранник (он был одет в полувоенную форму) курил на улице.

— Откройте калитку, — попросил журналист. — Я тут заблудился.

— Тогда тебе в обратную сторону, — мрачно пошутил тот, однако высокую решетчатую калитку с заостренными прутьями открыл.

Журналист отказался сунуть ему полтинник или сотню, ограничившись словами благодарности и пожеланиями удачи.

— И тебе удачи, — бросил ему в спину сторож.

Два километра Андрей прошел пешком и, только выйдя на МКАД, остановил такси. Пока он не определился, куда ему ехать, и сказал — в центр, однако на углу Профсоюзной и Обручева назвал конкретный адрес, припомнив одну особенность Жердева — работать до полуночи в своем «шереметьевском» офисе на Тверской.

Личный секретарь Жердева, припозднившийся вместе с шефом, доложил, что «внизу» его дожидается Маевский.

— Почему без предварительного звонка? — попенял журналисту Жердев. Он демонстративно бросил взгляд на часы: начало первого. Обычно он в это время, говоря языком операционной системы, закрывал работающие приложения и готовился перейти в спящий режим. Надо отдать должное его терпению, он не стал тревожить телефонным звонком ни Биленкова, ни Маевского — кто знает, может, они по уши в работе.

— Я видел Кравца, — опустился на стул Андрей.

— Ну и?

— Он ушел. Точнее, я дал ему уйти.

— А можно с самого начала? — не без сарказма попросил Жердев.

Он слушал журналиста, а перед глазами отчего-то стояла сцена пятнадцатилетней давности. Распустив опергруппу и готовясь к новой должности, он отдал распоряжение помощнику — отслеживать каждый шаг «пресс-отступника», то есть сесть журналисту на хвост и не слезать два-три месяца. Ему было важно знать, чем дышит «иуда из аквариума», потому что «предавший однажды, предаст и дважды». В первую очередь журналист записался на платные курсы по огневой подготовке. Тир, расположенный в подвальном помещении средней школы в районе Марьиной рощи, он посещал два раза в неделю. Тренировался в стрельбе из мелкокалиберного оружия — винтовки и пистолета, и дела у него шли неплохо: в этом Жердев убедился лично. Он сделал неординарный ход, показав, кто гроссмейстер, а кто разрядник. Вошел как-то в тир, среди нескольких стрелков у барьера отыскал глазами тускло освещенную фигуру Маевского и встал рядом:

— Как успехи?

Андрей повернул к нему голову и опустил руку с оружием.

— Дай, — потребовал Жердев на манер капризного ребенка. Подержав пистолет на весу, как будто считывал с него информацию, бывший оперативник Первого главка КГБ показал себя знатоком огнестрельного оружия. — Пистолет Марголина, калибр — пять и шесть. Прицельная дальность — двадцать пять метров. Емкость магазина — пять патронов. Сколько ты отстрелял?

— Четыре… кажется.

— Кажется… — Жердев не глядя выстрелил и попал в «молоко». Освободив пистолет от пустого магазина, на его место он поставил полный.

К этому времени все пять стрелков прекратили стрельбу, инструктор частного тира уткнулся в корочки, раскрытые перед ним помощником Жердева. Второй его сопровождающий, сменив мишень, возвращался по идеально простреливаемому коридору.

И Жердев решил продемонстрировать перед всеми «мастер-класс»: «нарисовал» в центре мишени смайлик — две пробоины посередине и ряд пробоин, символизирующих улыбку, внизу.

— Вы спите с пистолетом? — натянуто улыбнулся Маевский.

Жердев приподнял бровь: то ли да, то ли нет.

— Мне доложили, ты записался еще на курсы рукопашного боя. Встретимся на татами?

— Там ринг, — ответил журналист и поднес кулаки к подбородку. — В основном мы боксируем.

И вот спустя пятнадцать лет сам Жердев слушает о практических успехах журналиста в стрельбе.

— Ты хочешь сказать, это ты ухлопал Хатунцева? — перебил он Андрея.

— Так вышло.

— Ты что, извиняешься?

— Ну не то чтобы извиняюсь…

— Фантастика! Ты, ты ухлопал наемника!.. А где сейчас Биленков?

— Дома, наверное, отлеживается. У него вся грудь синяя, пара ребер сломана наверняка. — Маевский открыл крышку фотокамеры и вынул из нее карту памяти.

Жердев понял его с полнамека и вставил ее в картридер компьютера. Тотчас открылось окно проводника с эскизами снимков. Их было больше двух десятков, но Жердева в первую очередь заинтересовал один, самый яркий, что ли. На нем крупным планом чье-то лицо — с открытым ртом и распахнутыми глазами. Неужели это Хатунцев? Да, это он, убедился Дмитрий Михайлович, дважды кликнув мышью на эскизе: снимок растянулся на весь экран. Он был настолько четким, что Жердев различил синие прожилки на носу трупа, перхоть на вороте рубашки и даже посекшие кончики длинных седых волос. «Совершенство в высоком разрешении», — хмыкнул он. Всмотревшись в лицо бывшего оперуполномоченного, Жердев обратил внимание на дату и время в правом нижнем углу снимка и спросил:

— Как долго он мертв?

— Не больше трех или четырех минут.

— Ты сразу схватился за камеру?

— Не сразу. Я же сказал, что прошло какое-то время. Сначала я оказал помощь Биленкову и кореянке.

— Почему ты не снял их?

— Чтобы не привязывать их к убийству Хатунцева. Я не за сенсацией гоняюсь. У меня другое задание.

— Так объясни мне, для чего ты «сфоткал» Хатунцева и место его захоронения?