Именно в это время Черчилль в секретном порядке обратился к Сталину с предложением отказаться от договоренностей с Германией и заключить военное соглашение с Лондоном против Гитлера в обмен на признание публично осуждаемой английскими правящими кругами советской оккупации Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши и Северной Буковины. Таким образом Черчилль наглядно подтвердил, что судьбы народов этих стран, политическое устройство западных районов СССР — не более чем разменная монета в большой политической игре и что геополитические интересы Советского Союза в этом регионе законны и оправданны.

Предложение англичан было явно провокационным, поскольку буквально через две-три недели британский Форин-офис предал гласности секретное обращение Черчилля к советским властям в открытой печати с целью обострить и осложнить советско-германские отношения. По времени это совпало с известным визитом в Германию главы советского правительства Молотова в ноябре 1940 года.

В этих условиях после возвращения Молотова из Берлина было принято высшим руководством решение использовать инициативу Гавриловича для негласной, незаметной для немцев координации действий Англии и Советского Союза на Балканах. Поскольку Гаврилович рассматривался как «двойник», осуществить эту операцию в Москве можно было, лишь организовав теснейшее взаимодействие разведки и контрразведки НКВД. Однако, несмотря на прекрасное информационное обеспечение нашего правительства и дипломатии, Советскому Союзу не удалось в силу неблагоприятного для нас соотношения сил переломить развитие событий на Балканах в свою пользу, не удалось связать Гитлера длительной военной кампанией в Югославии и Греции.

Я и Федотов были представлены Гавриловичу Вышинским как советники аппарата наркомата иностранных дел, с которыми ему предварительно следовало встречаться, обсуждать содержание вопросов, прежде чем официально ставить их перед советским правительством. Во время второй встречи с Гавриловичем в ресторане «Арагви», после его инициативного обращения с предложением о доверительном сотрудничестве с советскими представителями, мы поставили перед ним проблемы по линии его отношений с англичанами. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что выходим на вопросы, непосредственно затрагивающие интересы широкого круга балканских стран.

Беседы с Гавриловичем мы проводили почти всегда вдвоем с Федотовым. Иначе и быть не могло, ведь мы имели дело с «двойником». По окончании бесед делались соответствующие записи, и если разговор был наедине, то сравнивали их. Полученная информация докладывалась руководству. Одновременно мы контролировали поведение Гавриловича. К сожалению, нашей дешифровальной службе не удалось перехватить сообщения, передаваемые им через англичан в Белград, по предложениям о военном сотрудничестве между СССР и Югославией.

Тогда же возникла идея реализации замысла, который был отвергнут в 1938 году, по свержению правительства Стоядиновича в Югославии, на чем в свое время настаивал Бенеш.

Совершенно неожиданно в нашу работу вмешался ночной звонок Вышинского Федотову. Тот перезвонил мне, и мы вскоре были у заместителя наркома. Оказалось, что спустя неделю после того, как Гаврилович изложил ему балканские проблемы, к Вышинскому явился английский посол Криппс и почти слово в слово пересказал предложения Гавриловича. Таким образом окончательно стало ясно, что хотя Гаврилович и ведет самостоятельную игру от имени югославского правительства, тем не менее в этом активно участвуют англичане. Возник вопрос: насколько полно контролируют англичане Гавриловича. С помощью слухового контроля и перехвата шифротелеграмм мы убедились, что стопроцентного контроля за ним нет. Каждая из сторон в этой игре преследовала свои самостоятельные цели. Немцы с подозрением относились к нашим прямым контактам с англичанами. А нам было важно негласно обмениваться мнениями о будущем балканских стран, о проблеме черноморских проливов, проходе через них военных кораблей стран, о позиции Турции.

Гаврилович активно участвовал в двойной игре. Это подтверждалось и в английских шифровках, попавших в наши руки в Турции. В них англичане сообщали в беседе с нашим резидентом, что они в курсе переговоров, которые югославы ведут с советским представителем в Москве. Это нервировало и настораживало Берию, Молотова и Вышинского. Но тем не менее контакт с Гавриловичем был активно использован нашим Разведупром Генштаба. Когда вызревал вопрос об акции в Белграде, то большую роль в этом сыграла наша военная разведка, в частности Голиков, который встречался с югославскими представителями, тайно прибывшими в Москву.

Особенно нервничал Вышинский. Это было очень заметно, когда я рассказывал о встречах с Гавриловичем перед его официальными встречами с послом. Был даже такой эпизод, о котором он сам мне рассказал. Ведя записи бесед с Гавриловичем, которые направлялись «наверх», он забыл указать ряд важных моментов беседы. Поэтому был вынужден сделать дополнение к ней и отправить его Молотову. Речь шла об изменениях в позиции югославского правительства.

Думаю, однако, что причиной волнения Вышинского было то обстоятельство, что информация о контактах с Гавриловичем поступала Сталину и Молотову как по линии НКВД, так и по линии наркомата иностранных дел.

Когда готовился переворот в Югославии, именно мы с Федотовым советовали Вышинскому проинформировать югославские военные круги, чтобы они не давали немцам формального повода для нападения. И действительно, после переворота с нашей и английской помощью югославское правительство сразу же заявило о соблюдении всех договоренностей с Германией. Вместе с тем мы несколько перестарались. Меркулов сообщил о будущих событиях в Югославии с санкции Сталина в Коминтерн Димитрову. Югославская компартия сразу же заявила о поддержке переворота. Через несколько часов после того, как военные взяли власть, в Белграде вышли на демонстрацию рабочие с лозунгами: «Да здравствует независимая Югославия!», «Да здравствует Сталин!». Как мы вскоре узнали, это повергло резидента немецкой разведки в Белграде в сильнейший шок.

Возникла пикантная ситуация в оценке обстановки, связанной с работой по Гавриловичу. Формально наркомом госбезопасности был Меркулов. Он осуществлял руководство разведывательным и контрразведывательным управлениями. Но как только речь заходила о чрезвычайных вопросах, которые докладывались непосредственно Сталину, Берия вмешивался в работу, как бы отстраняя наркома госбезопасности. Авторитет Берии был непререкаем. Ему сразу же доложили о контактах с Гавриловичем. Меня поразило, что Берия не чувствовал себя абсолютно уверенным и категорически запретил мне и Федотову советоваться с Гавриловичем по тем вопросам, которые он ставит перед правительством. Мы были вынуждены предложить Гавриловичу перейти на оперативный режим каждодневной связи с Вышинским. Было дано указание НКИД принимать Гавриловича и югославов вне всякой очереди.

Складывалось впечатление, что югославы стремятся к полному сотрудничеству с нами. Член югославской делегации Б. Симич, встречаясь с начальником разведывательного управления Генштаба Голиковым, несколько раз отмечал, что югославы испытывают недоверие к англичанам, которые не смогут оказать эффективную помощь в случае немецкого нападения, и что они склонны работать с нами.