Например, в Москве девочки из отдела маркетинга проявляли чудеса, неведомые ни одному спринтеру – успеть решить все текущие вопросы по проектам с начальником за двадцать-тридцать минут. Это максимум, который нам выделялся «с барского плеча», и уж точно всем было не до лишних разговоров. Но тут, когда я заходила к начальнику в кабинет и сразу начинала говорить о проекте, он демонстративно спрашивал:

– У меня все хорошо, а у тебя?

Или, например, один раз, когда мы с начальством распределяли обязанности по мероприятию, и я, как и надлежало организатору, разослала всем имейлы, где были расписаны эти самые обязанности, я была вызвана «на ковер» к одному из директоров, который отчитал меня за мой указательный тон.

– Нужно же было сначала с ними поговорить, спросить их аккуратно, не затруднит ли их.

Я понимала, что, чтобы удержаться в компании, мне необходимо перестроиться и научиться местному деловому этикету и этой их «дипломатии». Но во мне еще говорили глубоко укоренившиеся привычки, а они уверяли, что все это – лишь пустая болтовня, лицемерие и праздность, и что людей нужно ценить по их работе и трудолюбию, а не по умению чесать языком.

2

Но была и еще одна причина, почему я не участвовала в социальной жизни офиса. Это была моя бурная ночная жизнь. Со своей новой подругой Ритой мы выходили почти каждую ночь. После броских нарядов и макияжа, на работу я приходила практически ненакрашенная, скромно одетая, невыспавшаяся и слегка потрепанная. Но меня это никак не смущало, наоборот, думала я, будут относиться ко мне серьезно, в соответствии с моими рабочими качествами, а не внешними.

Я поражалась себе, откуда во мне было столько энергии? Наверное, тот факт, что моя виза заканчивалась чуть больше, чем через полгода, заставлял меня по максимуму использовать время, чтобы все посмотреть и везде побывать, чтобы узнать Париж, что называется, изнутри. К тому же, нахождение вечерами одной дома вгоняло меня в тоску. На меня сразу же накатывали все проблемы: с кредитами, которые нужно отдавать, с документами, которые нужно продлевать, с личной жизнью, которая не складывается, с работой, в которой давил груз ответственности за серьезные проекты.

В сущности, это же был обычный полугодовой контракт, и занимала я позицию простого стажера, получая соответствующую зарплату. Но впереди маячила перспектива контракта постоянного, от которого зависела моя дальнейшая судьба. Поэтому мне хотелось себя проявить на самом высшем уровне.

В общем, всяким тяжелым мыслям я предпочитала слегка затуманенное вином сознание, хорошую музыку и веселое общение. Тем более всем ночным походам благоволила вступившая в свои права весна, теплые светлые вечера, возможность надеть туфли на шпильке и легкое короткое платье, и чувствовать себя самой красивой. Мы с Ритой, как мотыльки, порхали с одной террасы на другую, вечера благоухали весенним теплом, освежающими коктейлями, новыми знакомствами и авантюрами.

Благодаря многочисленным гламурным связям моей подруги, мы проходили даже за самые закрытые двери самых закрытых вечеринок, а той весной Париж жил именно ими. Открывались все новые и новые заведения или временные площадки, которые стремились перещеголять конкурентов в расположении, дизайне, публике. Сегодня это была вечеринка в ресторане «George» на крыше Центра Помпиду с видом на весь Париж, завтра – у стен Музея Palais de Tokyo с видом на Сену и Эйфелеву башню, послезавтра – в маленьком клубе «Montana», спрятанным за знаменитым Café de Flore, где рекой льется Veuve Clicquot, мимо, как по подиуму, проплывают модели, а рядом под «You don’t have to be rich to be my girl…»26 танцует сам Бегбедер.

Мы постоянно знакомились все с новыми и новыми людьми, среди которых встречались и довольно известные личности. Но в основном, конечно, все лавры мужского внимания доставались Рите. Она не только потрясающе выглядела, всегда одетая с иголочки в наряды люксовых брендов, но еще и говорила на французском практически без акцента и была душой любой компании, тогда как я основном просто стояла рядом и улыбалась, коря себя вновь и вновь за незнание языка.

Французы неохотно переключались со мной на английский, а зачастую вообще его не знали. Если мне удавалось вдруг найти собеседника, то разговоры меня тоже поначалу ставили в тупик. По старой московской привычке, я старалась не выспрашивать у людей про их работу и личную жизнь, а побольше узнать их мнение на разные темы (я помню, разговоры о работе считались у нас негласным показателем того, что человеку больше не о чем поговорить). Но французы неохотно пускались в какие бы то ни было рассуждения, зато с большим интересом выспрашивали про место жительства, работы и учебы, как будто пытались меня таким образом сразу же классифицировать, поставив на ту или иную ступеньку социальной лестницы.

Если в Москве при знакомстве пытались удивить друг друга своим образом мыслей, то тут – своим положением.

Со временем я научилась без обиняков отвечать на такого рода «анкетирования», более того, преподносить информацию о себе в выгодном для себя свете. Например, отвечать, что я живу не в округе, имеющим плохую репутацию, а на place de la Nation, одной из самых больших и красивых площадей Парижа, даже если мне до нее пятнадцать минут пешком.

Вначале все эти светские разговоры, все равно фактически ведущие к одному и тому же, казались мне пустой болтовней, уводящей людей от сути вещей. Мне часто становилось скучно, и я с тоской вспоминала «Бразильца», с которым нам всегда было так интересно и весело, который смеялся над моими шутками и вообще, понимал меня.

Но со временем мне стало ясно, что если я хочу остаться, то должна играть по ИХ правилам, а потом даже стала проникаться этим умением французов «не париться». Я поняла, что ОНИ не любят загружать друг друга разговорами на всякие серьезные или спорные темы, что для НИХ в разговоре важнее всего легкость и веселье, и что в девушках ОНИ ценят юмор и свойскость гораздо больше, чем, скажем, внешность. Поэтому бóльшим успехом, чем разговоры об искусстве или политике, в обществе пользуется small talk – разговор обо всем и ни о чем.

Рита виртуозно владела этим навыком, постоянно шутила и источала радость и позитив. Никакой томности, манерности, высокомерия. Она была «своей в доску» девчонкой, при этом сохраняя дистанцию и допуская к своей душе лишь избранных.

Мне всегда хотелось стать такой, как она. Независимая, самоуверенная, крутящая мужчинами, как захочет. Вокруг нее всегда много поклонников, все пытаются завоевать ее сердце, а она всем дает от ворот поворот. Она никогда не понимала моей привязанности к «Бразильцу» и всегда говорила, что если бы я была с ним более недоступной, он бы больше меня ценил. И я продолжала винить себя, видимо, позабыв, что и на ранних этапах отношений он как-то не спешил обрывать мой телефон.

По выходным мы с Ритой любили гулять по городу, наслаждаться красотой архитектуры, устраивать пикники на берегу Сены. Часто мы приезжали в Марэ и проводили там весь день, ведь вдоволь нагуляться, хорошо поесть и походить по магазинам и музеям – здесь и целого дня мало, как говорится. В этом квартале можно легко забыть, что находишься в центре мегаполиса, и ощущаешь себя скорее в провинциальном городке, где в многочисленных кафе кипит вся местная жизнь. Особенно я любила живописную террасу «Le Sevigne», уютно расположившуюся на углу тихой уголочки прямо напротив сквера, где я заказывала свой любимый французский десерт fondant au chocolat – теплый шоколадный кекс с жидкой шоколадной начинкой внутри, вытекающей на тарелку после первого же захода ложкой и перемешивающейся с холодным шариком ванильного мороженого.