Нет, вряд ли Тур уже сообщил в полицию. Я ведь попросила его довериться мне — значит, так он и поступит. Будет ждать моего звонка. Возможно, даст мне время. Он добрый, всегда старается подстроиться под меня. Может, я хочу ошибаться? Хочу, чтобы в этот раз он не поверил мне, позвонил в полицию, и они остановили бы меня? За этим вопросом кроются и другие, и единого ответа не существует.

Машины начали заезжать на паром. Медленно — по асфальту, потом по железному трапу, а оттуда — в черную глотку парома. Служащий показал мне на свободное место. Когда паром отчалил, я вдруг поняла, что не была на противоположном берегу фьорда почти двенадцать лет. Из машины выходить я не стала. В полуобморочном состоянии я расплатилась, забыв забрать чек. Сидела, уставившись в металлическую стену, а паром уносил меня все дальше. Еще час езды, горный перевал, а дальше — пологий спуск, и я на месте.

* * *

Я свернула направо и притормозила, а когда выехала на улицу, в животе у меня стало горячо. За окном проплывали дома и дворы с качелями и сушилками для белья — очень похожие на те, что стоят возле моего собственного дома, хотя вид у них более сельский. Сады тут больше, да и до моря недалеко, поэтому вид живописнее. На подъеме стопка счетов сползла наконец на пол. И мне сделалось легче.

Я остановилась. Этот дом — единственный с некошеной травой. У стоящей возле него машины нет ни шин, ни лобового стекла. Во дворе валяется всякий хлам — лопата без ручки, грязная тряпка, в прошлом, вероятно, бывшая палаткой. Кожаную сумочку я оставила в машине вместе с другими свидетельствами моей красивой семейной жизни, которая уже затрещала по швам. Выйдя из машины, направилась к двери. Постучалась. Тот, кто стучится, пришел с иными целями, нежели тот, кто звонит в звонок. Так было двенадцать лет назад, и, скорее всего, так оно есть и сейчас.

Внутри залаяли собаки. Кэрол осадила их и зашаркала к двери — ее голос я услышала отчетливо. Она посмотрела в глазок, отперла три замка и высунула свою кудрявую голову. Волосы сильно отросли, а надо лбом слегка поседели. Она держала за ошейник большую веймарскую легавую — собака пыталась вырваться, и Кэрол прикрикнула на нее. Пес зарычал и оскалился. Увидев меня, Кэрол лучезарно улыбнулась.

— Мне надо его увидеть, — выпалила я.

Она рассмеялась — громко, скрипуче.

— Что ж ты даже не поздороваешься со старой подругой? Как была чокнутая — так и осталась… — «Р» Кэрол выговаривала по-американски.

Мы спустились по узенькой лестнице, мимо старых семейных фотографий. Собаки путались под ногами. Детские фотографии ее сына висят здесь уже много лет, и она не меняет их. Муж ее умер; сын, наверное, давным-давно вырос. Возле дальней двери Кэрол вытащила связку ключей, отперла дверь и, отогнав собак, пропустила меня вперед. Комната была заставлена клетками, из которых доносились пение, возня и шорох. Попугай в одной из клеток выкрикивал бранные слова.

— Ну-ну, Белла, уймись. — Кэрол подошла к клетке с попугаем. Услышав ее голос, попугай тотчас же умолк.

Она повернулась ко мне.

— Однажды я чуть его не продала. Мне давали хорошие деньги. Это было несколько лет назад. Но обойтись так с тобой я не могла. Я не сомневалась, что ты вернешься.

Кэрол подошла к двери между клетками. Вытащила из кармана мешковатых брюк еще одну связку ключей. Пальцы подрагивали, ключи звенели. Она отперла дверь и проговорила:

— Оставлю вас одних. Но потом мы с тобой пропустим по бокальчику вина.

Она кивнула на дверь и удалилась. Дрожащей рукой я взялась за дверную ручку. Перевела дыхание.

Он лежал на кровати. Тело его словно превратилось в дугу, начинающуюся у изголовья и заканчивающуюся в изножье. Верхняя часть туловища покоилась на тумбочке. Он заметил меня. И направился ко мне. Коричневая дуга пошла волнами; все его длинное тело, от головы до хвоста, извивалось. Он был похож на призму, выкрашенную в темно-коричневый, черный и желтый. Я присела на кровать рядом с ним. Подождала, пока он обовьет меня. Прильнет к моему теплу, обнимет меня, как в старые времена.

Олесунн

Суббота, 10 апреля 2004 года

Такси подъехало к дому, и я услышала громкую музыку — она доносилась из нашей квартиры. От такого шума даже наша тугоухая домовладелица проснется. В одном из окон первого этажа горел свет, а значит, она и впрямь проснулась. Впрочем, она уже давно оставила попытки нас усмирить.

— Подождите, — бросила я таксисту, — сбегаю за деньгами.

Не дожидаясь возражений, я выскочила из машины и бросилась в дом. В коридоре валялась чужая обувь, а возле туалета собралась целая очередь из гостей. Значит, попаду я туда еще не скоро. Если ключа там все равно нет, то и ждать тоже бессмысленно. В гостиной послышались крики и смех. Я сбросила сапоги и поспешила к себе в комнату. Толкнула дверь и почему-то испугалась, когда та открылась. Я вошла внутрь. Уходя, я положила Неро в террариум — в этом я не сомневалась. Сейчас террариум был пуст. Под одеялом Неро тоже не оказалось. И под кроватью. И под комодом. С карниза он не свешивался, в цветочном горшке не лежал, и на торшере я его тоже не обнаружила. В комнате его не было. Я посмотрела на замочную скважину, однако и ключа там не увидела. В ужасе я протиснулась мимо стоящих в коридоре в гостиную, туда, откуда раздавались смех и голоса. И радостный визг. Стараясь держать себя в руках, перешагнула через девушку, которой вздумалось поболтать по телефону, сидя прямо посреди коридора. Растолкала столпившихся на пороге гостиной. И остановилась. Народа в гостиную набилось видимо-невидимо. На диване расположилась компания девушек, разрумянившихся, с распущенными волосами и в коротких юбках. Это они визжали. Причем не переставая. Когда одна умолкала, вступала следующая.

На столе, в центре всеобщего внимания, спиной к собравшимся, стоял Эгиль. С его правой руки свисал Неро. Питон явно нервничал и, глядя на девушек, яростно шипел. Его ярость словно передалась мне и закипела в крови.

Эгиль покачнулся и без предупреждения отклонился назад, взмахнув рукой, как будто собирался швырнуть питона. Девушки снова завизжали. Удивительно, что никто не уронил стакан. Эгиль опять покачнулся. Он, похоже, здорово перебрал. В следующий раз наклонился к девушке, которая сидела в кресле. Та завопила и облилась пивом. Эгиль отступил, замер на миг и вздохнул. А потом согнулся и блеванул. Неро пролетел через всю комнату и угодил прямо в лицо какому-то парню. Тот замахал руками, и Неро упал на ковер. Бросившись вперед, я схватила питона, наградившего меня яростным шипением. Он кинулся на меня и едва не укусил в плечо — хорошо, что я успела перехватить его голову.

— Это что за мудачество, Эгиль?

По-прежнему с идиотской улыбкой он уставился на меня.

— Еще раз такое сотворишь, и я тебе яйца отобью, — пообещала я.

Неро шипел и пытался укусить меня в лицо, но я крепко держала его. Надо быстрее отнести питона в комнату.