Мозго-Грызу понравился подъем на крышу, но оставаться там было совсем другое дело.

Для вождя незуми вершина Минамо представляла собой небольшой город из бесполезных строений. Здесь были открытые пространства, на одном из которых Тоши привязал мотылька, но основную массу составляли остроконечные беседки, строительные леса, и установки с магическими приборами. Здесь было холодно и сыро, а от рева водопада его уши постоянно вздрагивали. В довершение его испорченного настроения, плотный туман наполнял воздух от носа и выше, и ему приходилось приседать, чтобы что-то рассмотреть или унюхать.

Не помогало и то, что мотылек был совершенно послушным и не требовал никакого внимания. Тоши сказал ему присматривать за мотыльком, чтобы его не заметили, или он не отвязался до их с Кику возвращения, но Мозго видел, что мотылек никуда не собирался улетать, и никому не нужно было сюда подниматься в ближайшее время.

Хуже всего было осознание, что все это здание было набито вещами, брошенными важными магами и наследниками богатых семей. Скучающий Мозго представлял себе сверкающие горы сокровищ, с нетерпением ожидавшие предприимчивого незуми. Часы мучительно тянулись, и он убедил себя, что все, что ему требовалось для обеспечения безбедной старости, это тяжелый мешок и десять минут в наставническом корпусе. Больше никаких грабежей для боссов, никакой клеветнической политики, и никаких мстителей. Они не смогут заставить его мстить за что-то, если не смогут его найти.

Когда решение было принято, Мозго быстро пронюхал способ пробраться в академию. Немного работы мышцами, немного зубами, и вскоре у него уже было достаточно широкое отверстие, чтобы в него протиснуться. Он сунул морду в дыру, увидел, что она вела на какой-то чердачный склад, и выбрался снова на крышу в облаке пыли, штукатурки и кирпичной крошки.

Что-то происходило. Он ничего не видел ни над, ни за пределами крыши академии, но незуми склонил голову и чутко прислушался. Он слышал рев, рычание, и жуткие вопли, но все они звучали очень далеко, исчезая, словно падая с неба в озеро.

Мозго пожал плечами. Вероятно, это была очередная манифестация ками. И уж точно ничто не должно отвлекать его от обеспечения себе пенсионного фонда.

Размышляя о своем безбедном будущем, Мозго вдруг почувствовал, как его рука вспыхнула жгучей болью. Ощущение было таким, словно его кости были раздавлены жерновами и брошены в плавильную печь. Он зашипел и прижал руку к груди. Взглянув на нее, он увидел, что нацарапанный на коже знак хёдзан светился раскаленным пламенем.

Крыс поднялся на ноги и подбежал к мотыльку Тоши. Он проверил надежность привязи и удостоверился, что бруски с едой были в зоне досягаемости. Он постоял, наблюдая за тем, как огромное насекомое плавно шевелило своими крыльями, радостно похлюпывая. Если им нужно будет срочно улететь, мотылек был готов и ждал наездников. Тем временем, Мозго уже не мог игнорировать боль в руке. Где-то рядом шел бой хёдзан, и клятва настойчиво требовала его вовлечения.

Морщась от боли, Мозго вприпрыжку побежал к проделанной дыре и исчез в ней.

*   *   *   *   *

Даймё Конда был поражен сопротивлением, на которое он наткнулся при подъезде к Минамо, но не позволил ему сбить его с пути. Он не понимал, как случилось, что легендарные ямабуши, убийцы ками сражались вместе с демонами óни, но ему это было безразлично. Кто бы, или что бы ни стояло между ним и его сокровищем, оно будет скошено, словно рис под серпом.

Верхом на своем роскошном белом скакуне, Конда мчался галопом вдоль линии фронта. Даймё направил свою призрачную армию вперед, в самую гущу óни, и сосредоточил наездников на мотыльках на высоко прыгающих ямабуши, пока сам он возглавил нападение на академию. Конда всегда оставался боевым генералом, нежелающим отсылать своих солдат в бой одних, и он был рад возможности снова сражаться бок о бок со своими воинами.

Призрачная армия была лучшей из всех, которыми он когда-либо руководил, отвечавшая на его приказы едва ли не до того, как он их отдавал. Они были бесстрашны, быстры, и сильны. Они двигались, как единое, слаженное существо, подавляя неприятеля и постоянно продвигаясь вперед, подобно непреодолимой волне.

Конда заметил, что искаженные призрачные воины двигались быстрее, били жестче, и сияли ярче, когда он был рядом с ними. В подтверждение того, что это не был обман разума или заблуждение собственного эго, Даймё наблюдал за своими воинами, проезжая вдоль шеренг. Конда сиял. Все так и было – со своим предводителем, лично ведущим их в битву, его призрачные воины были еще более устрашающими.

Ухмылка Конды растаяла в хмуром отвращении. Демоническая мразь, противостоящая его армии не стоила ударов их мечей. Óни были примитивными чудовищами, изуродованными и жестокими убийцами, утопающими в совей кровожадности и обжорстве. Это было не достойное сражение для его армии, но лишь уничтожение опасных паразитов.

Óни были многочисленны и не обузданы, но они были неспособны остановить продвижение Конды. Фантомные мечи его армии разили четче, чем стальные, а их руки никогда не уставали. Хоть демонические когти могли разорвать их тела, раны не кровоточили и заживали почти так же быстро, как были нанесены. Против столь непобедимых и высоко дисциплинированных солдат у этих жалких óни не было ни единого шанса.

  Ямабуши были совсем другое дело. Обученные сражаться с ками и другими духами, горные монахи поражали призрачную армию Конды с тревожной эффективностью. Они двигались почти беспрепятственно сквозь гущу битвы, поражая спектральную конницу и пехоту мечами, посохами и магическими стрелами. Хотя ряды Конды, казалось, нисколько не сокращались - воины, павшие под ударами убийц ками, вскоре возрождались заново и продолжали сражаться – ему придется вмешаться лично, если ямабуши не удастся остановить.

В воздухе сотни сверкающих боевых мотыльков приближались к академии. Конда держал их в резерве на случай, если ямабуши окажутся серьезной угрозой его продвижению, но до сих пор воинствующие монахи лишь жалили его фланги своей мощной партизанской тактикой.

Одной лишь мыслью и взмахом руки, Конда направил большую часть боевых мотыльков в сторону Минамо. Оставшихся он подозвал к себе. Когда они уже кружили над ним, Конда осмотрел поле боя, отмечая расположение каждого ямабуши. Он поднял голову, хлопнул в ладони, и мотыльки разделились на пары, по одной на каждого горного монаха. Первый ямабуши вскрикнул от неожиданности, когда наездники на мотыльках атаковали его. Они подлетели к нему, и каждый наездник хлопнул в ладони над головой. Мотыльки вместе с воинами, восседавших на них окутались холодным желтым светом, затем два сплетенных потока из сияющих глаз