Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мармора – гарпия, – пояснил Ашот, немного приоткрыв тайну, – У них очень едкий запах, даже я его чую. От них всегда воняет жжеными перьями. Ты с ней поосторожнее, лучше молчи.
Я вообще не знала, зачем он меня таскал по этим барам, у него и самого неплохо получалось с разными нелюдями общаться. Правда, без особого результата.
У дверей женского туалета Ашот с Лео притормозили.
– Тут заговоренная дверь, только дамам можно, – приуныл оборотень, и я почувствовала, что настал мой выход. Уверенности, как и смелости, не было, зато усталость и дикое желание вернуться скорее в домик у моря заставили меня смело распахнуть дверь.
– Вот, – сунул мне какую-то корочку Ашот. – Покажи ей, разговаривать легче будет.
На внутреннем сгибе маленькой книжки были начертаны незнакомые символы, но я решила вопросов не задавать. С корочкой в вытянутой руке я прошлась вдоль зеркал и кабинок, пока не уперлась в одну открытую.
Существо, больше похожее на огромную птицу, чем на женщину, сидело с ногами на унитазе и деловито листало модный журнал, зажав его в покрытых перьями пальцах. В другой руке оно держало сигарету.
– Ушли эти упыри Кормаковские? – не глядя на меня, бросила она.
– И вам здрасьте, – сказала я, сунув ей под нос волшебную книжечку. Если честно, большого результата я не ожидала, но, видимо, символы в корочке имели какое-то значение для нелюдей Дзио, потому что Мармора сердито бросила сигарету в унитаз и процедила сквозь зубы.
– Вот умеете вы везде достать, – фыркнула она. – Не знаю, где она. А если бы знала, не сказала. У нее с Крабом Усопом проблемы, наверное, залегла на дно. Откуда мне знать, что вы на него не работаете? Такие бумажки сейчас каждый нарисовать может.
– А краб он… краб? – спросила я, хлопая ресницами. Имея в друзьях горного ежа, влюбленного в канарейку, я решила на всякий случай уточнить.
– Ты совсем дура? Краб Усоп – это человек, с которым даже «дятлы» не связываются. Не местная, что ли?
Я помотала головой.
– Ну так я тебе не справочная. Если не знаешь о якудза, то это твои проблемы. Я, между прочим, говорила Исле, чтобы она у него денег не брала, но, похоже, она такая же дура, как и ты.
Замолчав, гарпия, похоже, поняла, что сболтнула лишнее, потому что замахнулась на меня журналом. Я поскорее выбежала, тем более, что ничего полезного эта пернатая тоже не сообщила.
Складывалось такое впечатление, что против Ислы ополчился весь Дзио. Опросив еще трех из списка Кормака, мы остановили машину у причала старой набережной и принялись глядеть на бушующие волны. Список закончился, а ясности не прибавилось. Вернее, дело только запуталось. Если раньше Исла представлялась несчастной жертвой маньяка, то теперь она сама казалась преступницей и должницей. У одного банкира она даже новорожденного малыша угрожала похитить, требуя закрыть ей кредит. Сопернице по танцам Исла сломала ногу, а соседям, громко слушающим музыку, подожгла машину. У нее была куча неоплаченных штрафов от человеческой полиции, несколько судебных дел по административным нарушениям и куча задержаний за неприличное поведение в общественных местах. После таких откровений искать русалку совсем не хотелось.
Зомби Лео растерянно бродил по набережной, принюхиваясь к морю, зато Пешкасий с Сун-Пак о чем-то подозрительно шептались, спрятавшись в багажнике. Неподалеку сверкала огнями огражденная площадка с контейнерами. Мы остановились в промышленной морской зоне, где не было прогулочных мест, но здесь хоть дышалось легче и думалось спокойнее. Гуляющие горожане и шумный Дзио остались позади. За решеткой мирно дремали краны и погрузчики, ожидающие утреннего рабочего часа. Охранник окинул нас подозрительным взглядом, но решил не вмешиваться.
Машина, будто из музея авто-мото старины, да блондинка в компании двух странных типов не внушали доверия и не вызывали желания связываться.
– Наташа, – подергал меня за рукав куртки Пешкасий. Чтобы дотянуться до руки, ему пришлось стать на камешек, но за «Наташу» я демонстративно не обращала на него внимания.
– Может, домой? – вяло спросила я Ашота, проникаясь всеобщим унынием.
– Смотря что ты имеешь в виду под «домом», – едва ли не впервые огрызнулся оборотень. – Если Влас ко мне прицепится, то придется уезжать обратно в Межмирье. Я туда не хочу. Мне нравятся люди, я хочу жить, как они, в их мире и по их правилам.
Это было откровение, явно вызванное дневной усталостью.
– В Межмирье тоже живут люди, – осторожно заметила я. – Можно переждать, например, в том же Готенруге. Там сейчас безопасно.
Ашот лишь покачал головой:
– В Готенруге я не смогу стать человеком. Ни в Корсионе, ни в Архипелаге – нигде. Такое превращение возможно только здесь, в людском мире.
– Ого! – я постаралась не сильно открывать рот от удивления. – А можно спросить, почему? Зачем тебе становиться человеком? Разве быть оборотнем плохо? Ты, кажется, себя контролируешь. Вон какая луна на небе, а ты ничего, держишься.
– Я держусь на защитных амулетах, препаратах и снадобьях – как наркоман, – фыркнул Ашот. – Никакой свободы, одна зависимость. Я был рожден оборотнем и живу очень долго. Человек – слабейшее звено среди обитателей Межмирья, но познать высшую силу воли можно только находясь в самом низу. Настоящие сверхъестественные возможности – в их отсутствии.
Я ничего не поняла, что имел в виду Ашот, но решила не уточнять. У него было такое торжественное лицо, будто он мне признался в каком-то сакральном вероисповедании.
– Ты деньги зарабатывал, чтобы оплатить услуги Елены Ка? – догадалась я. – Чтобы она тебя превратила?
– Этой ведьме я не по зубам, – усмехнулся Ашот. – Ни одного из нас она превратить не может.
– Кого из вас? – не поняла я.
– Нас, кормаковских, – пояснил он. – Ты – чистая душа, Наниша. Превращать таких в людей – легко. Твои самые страшные прегрешения – это измывательства над клиентами в Бюро. Мы же – убийцы. Ох, не место здесь, конечно, для таких историй, но Кормак и его команда, в том числе я, не просто так живем в Дзио. Мы все прибыли в человеческий мир, чтобы стать людьми, добровольно отказавшись от своей нечистой силы. Ты когда-нибудь слышала о заклинании Абрамелина?
Я оторопело покачала головой.
– Мало кто о нем слышал. Даже не все маги знают. Нечистые могут стать людьми, только если не будут грешить и причинять вред человечеству в течение определенного периода времени. Чем больше зверствовал в нечистой шкуре, тем больше добрых дел надо сотворить, живя среди людей.
– Ты имеешь в виду, что Мари, Ове, Барбатос, все они – убийцы?
– Еще какие, – хмыкнул Ашот. – Мари – знаменитая ведьма-отравительница, ее жертвы сотнями исчисляются. У Барбатоса и Ове не меньше, а про Спироса я вообще молчу. Ему труднее всех приходится. Он же вампир, ему теперь надо жертв уламывать, чтобы они с ним кровью поделились. Вот он и ошивается по вечерам среди дам, ищет извращенок. Но обычно он ложится спать голодным. Кровь из пробирки ему тоже не подходит, в общем, если кто и помрет раньше всех, так это Спирос. Если у него дела совсем плохо идут, то мы по очереди с ним делимся кровью. Только пообещай, что ты этого делать не будешь. Я точно ему врежу, если его зубы коснутся твоей кожи.