— Ты точно знаешь, что там что-то было?

— Да, точно, точно! — дал кулаком по столу Владимир. — В завещании их деда, Андрея Мохова, дворянина здешнего, так было написано. Золото где-то есть. Кроме Моховых никто не знает.

— Это и черту понятно.

— А! И ты решил вывести на наследников компромат, чтобы всё тебе рассказали. Сначала войти к ним в доверие, а потом сыграть сцену наивного дурачка и спасителя, а потом засадить в тюрьму. Умно! Ха! Ха!

— Умно! Умно! — досадовал Владимир. — Наши всю усадьбу, весь их парк перерыли. Ничего не нашли. А тут всё было в моих руках! — он сжал кулаки. — Хотел бы я видеть ваши лица, когда бы я нашел золото. Бегали бы за мной как угорелые. Вот тогда бы я посмеялся.

— Да ладно тебе кипятиться! Накатают тебе и так должность. Расслабься.

Владимир ещё раз осветил и просмотрел каждый закоулок старой избушки, снова убеждаясь, что она пуста и не оставила ему ни одной зацепки.

— Может они ушли в гости куда-то, — предположил один солдат.

— Нет. Они должны были быть здесь, — резко ответил бывший управляющий. — Что-то здесь нечисто, — он снова оглядел комнатушку.

— Да ладно, завтра проверим.

— А невеста-то хоть красивая?

— Красивая, красивая, — нервно сказал Владимир.

— Оно-то и видно. Ха! Ха! Ох, и разволновался же ты, дружище! А она хоть согласиться за тебя? Может и не нужен ты ей вовсе? Может только зря ты весь этот концерт устраиваешь?

— Да куда она денется. В любом случае, у нее нет выбора. Или я или пропадай пропадом! Но меня это сильно не волнует. Не горю я сильным желанием родаться с ее папенькой, старым бурдюхом Моховым. Ох, как же он меня достал за все эти годы пахоты у них в мастерской! Меня сейчас вырвет!

— Ха! Ха! Ха! Ха! Какое живописное описание! — похвалили Владимира его товарищи здоровым смехом.

— Но, дружище, что-то я не пойму, ты хочешь жениться на хорошей девушке или получить хорошее наследство?

— Да, кто его поймет?! — взял ответ на себя другой молодой человек в форме, хлопнув Владимира по плечу. — Ты смотри только как в нем самом бороться святость и грех. Ха! Черт и ангел!

Басы снова рассмеялись.

— Нет, если жениться, — продолжил, на удивление весьма серьезно, первый, — то только по любви, а иначе никак. Это тебе, Володя, не поле перейти, это жизнь нужно прожить с человеком душа в душу. А без любви ничего не сплетешь. Нужно и мириться, и трудиться, и детей воспитывать вместе. Ты, Володя, зря ей голову не морочь, если у самого ещё в голове бардак. Женитьба- это дело ответственное.

Тем временем другие солдаты обрывали животы.

— Ух и насмешил! — вырвался, дожидаясь окончания этой моральной лекции, накопившийся хохот. — Да, ты прям праведник какой-то!

— Говорю из жизненного своего опыта. Ясно? — обиделся первый солдат. — Вот вы, желторотики, ни имеете ни одного уголочка теплого в этом свете, никому вы не нужны, никто о вас не вспоминает и не вспомнит никогда. А я имею дом с хозяйкой, и она меня ждёт, и я ей нужен. Вы не знаете этого счастья, — окончил он с мягкой улыбкой на лице.

— Да, ждёт- дожидается! Маловероятно, если честно, — снова подхватили преданные слуги родины.

— Моя ждет. Я уверен, — тихо ответил рассказчик и отошел в сторонку.

— Не, ну, ты это, — начали виновато его товарищи, осознавая, что были не правы, — не смотри на нас… Это мы просто так, поглумиться и только…

— Куда нам до тебя… Эх, как же ты прав… и как мы тебе завидуем… — закивали они головами и совсем утихомирились: уж не до смеха им было, но было лишь сожаление за свои умышленные и неумышленные поступки, мысли, слова. Вернуть бы да исправить. Но жизнь вспять не повернешь…

— Нет, ребята, я на вас не обижаюсь ни чуть, — ответил первый солдат, усевшись в темный угол на лавку. — Навели меня вы на тоску… Домой бы…

— Я бы папироску втянул сейчас, — предложил один из трёх товарищей, чтобы поддержать эту самую тоску.

— Любовь, нелюбовь! — не выдержав, вступил в диалог Владимир. Моральные нотации были ему совсем не по нутру. — Эти байки будете рассказать бабе Сяне на лавочке. Здесь действовать нужно, ковать, пока железо горячо, — он положил фонарь на стол и, заключив руки за затылком в замок, устало прохаживался по комнатушке.

— Кстати, на днях я видел в этих краях командира Садовского, — вдруг вставил слово четвертый солдат, который доселе никак не выделялся на общем фоне. Он стоял, припирая стену, и больше слывал за тихого и меткого наблюдателя, чем на соучастника. — Может быть он давно уже их упрятал, а вы ещё чего-то ищите?

— Да, что тут удивительного? — опёрся Володя о голый стол, повесив голову. Свет фонаря теперь тонко обрамлял складки на его напряжённом лбу, рисуя их намного больше, чем они были на самом деле. — Мать его здесь живёт.

— Судя по всему, он помешан на всем, что блестит, на хуже твоего, — заметил снова тот же солдат.

— Это же его ищет Пиров. Так? — уточнил другой служивый, исследуя полки, хранящие скудную кухонную утварь, пряности, закрутки. Он был в поисках съестного. Все эти думы о родном и близком возбудили в нем неумолимое чувство голода. Ему, конечно, повезло. Он нашел маленькую кадку с соленными огурцами и немедля расковырял крышку. Солдат для приличия предложил пару огурчиков своим соратникам, но те молчаливо отказались, и он, без угрызения совести, но только с досадой, что не нашлось для закуски хлебушка, громко ими захрустел.

— Так, погоди, — начал соображать Володя. — Садовский что-то начудил, его ищет генерал, и этот Садовский ещё был здесь, в деревне? — этот вопрос был риторическим. — Не все так уж и плохо, — Владимир выпрямился, его глаза осветились особенным, незнакомым огоньком. — Куда же интересно он мог направиться? … Тут явно что-то нечисто… Не могли все просто так куда-то исчезнуть… Мне кажется, Пиров обрадуется этим новостям.

— Эй-эй! Погоди, товарищ, — с опаской остановили его соратники. — У тебя что, температура поднялась?

— Оставь ты это гиблое дело. Что тебе с него будет? Ты не разбогатеешь. Даже не мечтай. Вот найдешь золото, а государство его конфискует. Больше чем бляшки на грудь и бумажки с благодарностью не рассчитывай. Такая система. И стоит только из-за этого потеть? Не думаю. Так что лучше выброси-ка это из головы.

Выражение лица Володи ничуть не изменилось, но, наоборот, стало ещё страшнее. Он молчал, никого не слушал и усердно кашеварил в своем котелке какое-то неведомое месиво. Друзья его испугались не на шутку.