— Вот на этих снимках ты собственной рукой написал имена и фамилии красавиц. А вот на этих — те же красавицы лежат совершенно неживые.

— А я при чем?

— Ты их привез в город?

— Сами напросились. Они каждый раз просятся. В очередь становятся, чтоб я их сюда привез.

— Эти двое своей очереди уже дождались, да?

— А я при чем?

— Давай договоримся... Я задаю вопрос, а ты быстро, не раздумывая, отвечаешь. Короткий вопрос и тут же короткий ответ. Поехали?

— Ну.

— Где Юшкова?

— Не знаю, — прозвучала, все-таки прозвучала чуть заметная заминка в ответе Величковского, он словно бы и собирался ответить быстро, но что-то его остановило.

— Повторяю: где Юшкова? — сказал Пафнутьев с тем же выражением.

— Я могу, конечно, ошибиться...

— Прошу!

— Мне кажется, она в Италии.

— Север Италии?

— Да, скорее всего. А вы откуда знаете?

— Твой Игорь оттуда звонил?

— Да.

— Зачем?

— Интересовался...

— Чем?

— Как идет ремонт.

— Хотел убедиться, что ты на свободе?

— А где же мне быть? — искренне удивился Величковский, в очередной раз озадачив Пафнутьева и Худолея непробиваемым своим простодушием.

— Ну, что ж, все ясно. Поедем в Пятихатки.

— Зачем?

— У этих женщин есть родители, братья, сестры, друзья, женихи... У них будут к тебе вопросы, думаю, много вопросов. Называется — очная ставка.

— Не хочу, — капризно сказал Величковский. — У меня здесь еще много работы.

— Надо, Дима, надо. Конечно, мы можем и подождать, отложить...

— Я согласен.

— На что?

— Привести в порядок ваш туалет.

— Это уже кое-что, — заметил Худолей. — Но маловато.

— Бесплатно! — оскорбленно воскликнул Величковский.

— Кому сдавал девиц? — спросил Пафнутьев, усаживаясь за стол.

— Никому не сдавал. Сам иногда пользовался.

— Привозил, а дальше?

— А дальше их проблемы.

— А Игорь?

— Что Игорь?

— Дуркуешь?

— Я?!

— Старик, — Пафнутьев помолчал, перебирая снимки, потом сложил их стопкой, снова сунул в ящик. Все это он проделал медленно, аккуратно, видя, с каким ужасом смотрит на него Величковский. — Снимки, которые мы изъяли в твоей квартире, теперь в уголовном деле о двух убийствах. Вот этот товарищ, — Пафнутьев кивнул в сторону Худолея, — самый сильный наш эксперт. Он утверждает, что будут еще трупы. И я ему верю. Двое из твоей колоды уже никогда не вернутся в Пятихатки. А сам ты будешь отвечать на вопросы родни. После того, как освободишься. Могу утешить — выйдешь не скоро, может случиться так, что, когда выйдешь на свободу, тебя уже никто и не узнает, уже и забудут, что был такой. По-разному, старик, может получиться, очень даже по-разному. Заметь, я говорю обо всем открытым текстом. Двое мертвы. Ты один хочешь отвечать за их смерть?

— Мне надо заканчивать ремонт квартиры. Я Игорю обещал. А про остальное ничего не знаю. И знать не хочу.

— На тебе два убийства.

— Какие?!

— Показать? — Пафнутьев постучал пальцем по столу, в который он только что сунул пачку снимков.

— Не надо.

— Кому сдавал девочек?

— Пахомовой.

— Где-то я уже слышал эту фамилию. — Пафнутьев обернулся к Худолею. — У нее есть муж?

— Застрелили несколько лет назад. Была какая-то разборка.

— Средь бела дня? — спросил Пафнутьев.

— Да, из обреза.

— Валя, ты понял, о ком идет речь? — спросил Пафнутьев.

— А как же, Паша... Сразу все понял. Давненько мы с ней не встречались... Изменилась, наверное, похорошела.

— Старая кошелка! — обронил Величковский.

— После таких красавиц тебе любая кошелкой покажется. — Пафнутьев взял величковскую сумку, молча поднес к столу и вытряхнул все содержимое. На стол вывалились блокнотик, кошелек, авторучка, темные очки, коробочка с ваксой, какие-то таблетки, паспорт.

— Денег все равно не найдете, — проворчал Величковский.

— Доберемся и до денег, — ответил Пафнутьев. — До хороших денег доберемся, а, Валя? Как ты думаешь?

— Если дело дошло до трупов, появятся и деньги, — мрачно сказал Худолей.

* * *

Увели Величковского, ушел на разведку Худолей — чем сейчас занимается Пахомова, где живет, с кем общается. Пафнутьев остался в кабинете один. Он сложил стопкой бумаги, скопившиеся после разговора с Величковским, — его показания, адреса, имена, обстоятельства появления в городе девочек из далеких Пятихаток, все рассовал по конвертам и как бы освободил стол для мыслей новых, свежих и дерзких.

Но не было у него ни новых мыслей, ни тем более дерзких. Какая-то унылость навалилась, и за ней стояли не отчаянные поступки, не решительные действия, за ней стояла вдруг открывшаяся перед ним громадная работа, которую нужно было проделать быстро, четко, не теряя ни минуты и никому не давая ни минуты на раздумья, колебания.

Пафнутьев подошел к окну, через которое совсем недавно так отчаянно сиганул Величковский, сиганул, не зная зачем, с какой целью, будто в другой, соседний мир прыгнул, где все его девочки живы и здоровы, все с теми же порочно-податливыми взглядами и, простите, обильными ляжками — видимо, питались в своих Пятихатках картошкой, макаронами, украинским салом и прочими вещами, которые делают человека если и не соблазнительным, то упитанным.

За окном в песочнице играли дети, на скамейке шушукались старушки, опасливо поглядывая на его окно, будто были уверены, что через минуту-другую кто-то опять вывалится из этого окна к ним во двор и будет метаться, как загнанная зверюка, тыкаясь во все запертые двери. Пафнутьев помахал им рукой, старушки в ответ слабо улыбнулись.

Позвонил Шаланда.

— Ну и что? — спросил, ничего не поясняя.

— А что? Все в порядке. Весна идет, весне дорогу. Обещают резкое потепление, пора тебе свои войска переводить на летнюю форму одежды.

— Пусть еще немного попотеют.

— Правильно, — одобрил Пафнутьев. — Пар костей не ломит.

— А трупы?

— Опознаны.

— Шутишь? — недоверчиво спросил Шаланда.

— Записывай... Шевчук Надежда Ярославовна и Хмелько Таисия Петровна. Жительницы Днепропетровской области, город Пятихатки.