— Только еще раньше этот Ярослав якобы служил в финансовом управлении Министерства обороны. Но там эту информацию не подтвердили. А в кадровом управлении на подобные запросы ответов не дают. Какой-то темный человек.

— Странно, — проговорила Синицына, — он кажется таким располагающим к себе…

— Разберемся, но вы пока ограничьте свои встречи с ним. И вообще сидите дома, а если этот человек будет добиваться встречи, отказывайтесь, сошлитесь на здоровье, на занятость, но все же поинтересуйтесь, о чем он хочет с вами поговорить.

Михеев отправился домой. Варя пошла проводить его до ворот. Когда поравнялись с беседкой, там, размахивая руками, что-то рассказывала Сушкова, Андрей слушал ее с выражением сочувственного внимания на лице.

Выходя на дорогу, Михеев вдруг обернулся и спросил:

— О чем вы вчера с Рыскиным беседовали?

Синицына пожала плечами, не собираясь посвящать его в свои дела, поэтому ответила не сразу:

— Он рассказал о своей жене и ее собачке.

Михеев кивнул и посмотрел в сторону:

— Его жена Софочка… умерла два года назад, про собачку ничего не знаю, но, вероятно, ее тоже нет.

— Как? — удивилась Варя.

Но Михеев не успел ответить, потому что в этот самый момент из Швейцарии позвонила мама и сообщила, что у папы скорее всего приступ аппендицита, его отвезли в клинику и, может быть, даже сделают операцию. Варя передала ее слова Михееву, и тот молча кивнул: зачем обсуждать, когда и так все ясно.

Начальник службы безопасности отправился к себе пешком, Синицына смотрела, как грузный мужчина не торопясь шел вдоль аллеи аккуратных лиственниц, поглядывая на осветительные столбы, на которых были установлены камеры видеонаблюдения. Потом, перед тем как свернуть на прилегающую аллейку, где росли уже елочки, обернулся и помахал рукой, но помахал так, словно не прощался, а успокаивал ее: не стоит волноваться, все будет хорошо.

Сушкова в беседке курила, что-то втолковывала Андрею, но при появлении подруги замолчала. На столе уже стояли две бутылки шампанского.

— Чего новенького? — поинтересовалась Жанна таким тоном, словно они не виделись очень и очень давно.

Варя сказала, что папу положили в швейцарскую клинику с приступом аппендицита.

— Это ерунда, — отмахнулась Сушкова, — у каждого он есть, но все равно надо выпить, чтобы операция прошла успешно. Мне-то его быстро вырезали. Неделю всего в больнице провалялась. А в Швейцарии еще быстрее сделают…Чик — и все! Давайте выпьем за швейцарских врачей!

Похоже было, что она решила со всем размахом отметить свой неожиданный краткосрочный отпуск и новое место работы. Спорить с ней было бесполезно. Андрей, правда, пытался остановить Варю, напомнил, что алкоголь на нее накануне подействовал не самым лучшим образом, и вообще надо показаться специалисту — не психиатру, пусть даже такому известному, как профессор Рыскин, а тому, кто сможет реально оценить масштабы проблемы.

— Проблемы никакой нет, — отмахнулась Синицына, — а если и есть, то моего здоровья она никоим образом не касается.

Она выпила пару бокалов шампанского и очень вскоре поняла, что молодой человек прав: во всем теле появилась слабость, голова закружилась. Варя начала терять нить разговора и не понимала, о чем беседуют школьная подруга и любимый человек.

— …главное в любом деле — профессионализм и неформальные подходы, — говорила Жанна. — В переговорах ведь основное — это позиция сторон, то есть кто где сидит. И если референты правильно расставят стулья, это уже половина успеха… И опять же вовремя подать напитки… Смотря какие и кому сколько…

— …у меня есть план тесного сотрудничества с французскими поставщиками… можно действовать через третьи страны… Устрицы, например, самые дешевые в Марокко, а качество одно из лучших в мире… А шабли — самое дешевое молодое вино, но сколько оно здесь стоит! Потому что его поставляют через кучу посредников…

Синицына, напрягаясь, пыталась вникнуть в смысл произносимых фраз, но от этого заложило уши, и слова уже доносились как сквозь удары колокола… Потом Андрей заглянул ей в глаза и что-то спросил. Варя не поняла, но попыталась улыбнуться. На мгновенье сознание прояснилось, и прозвучал голос Сушковой:

— О-о, как ее развезло, бедняжку! Так она ведь совсем не пьет.

«Так и Андрей не пьет, — вспомнила Синицына и удивилась: — А кто же тогда выпил эти две бутылки?»

Молодой человек помог ей подняться из-за стола, вывел из беседки, но, увидев, что девушка не может идти, взял ее на руки.

— Пойду уложу ее, — крикнул он Жанне.

Лететь над землей было приятно, только дух захватывало от высоты. Потом дом выдохнул дезодорированный воздух, хлопнула дверь, наступил полумрак…

Очнулась Варя уже в постели. Андрей гладил ее волосы.

— Я ведь предупреждал, — шепнул он.

Синицына махнула рукой, чтобы он к ней наклонился, и проговорила:

— Жаль, что Ярослав оказался таким темным, — я почти поверила ему.

— Какой Ярослав? — не понял молодой человек.

Прислушался, ожидая ответа, но рука Вари безвольно скользнула по его предплечью и упала на одеяло.

— Спи, — шепнул Андрей.

Наклонился и коснулся губами ее виска. Синицына чувствовала прикосновение его губ, слышала слова, но не могла ни ответить, ни пошевелиться.

Так она какое-то время и лежала. Видела, как молодой человек вышел из комнаты. Почти сразу стало смеркаться, зашевелились тени на стене. Они становились все темнее и темнее, складывались в непонятные фигуры. Потом фигуры стали похожи на человеческие, но сколько их копошилось на стене, разобрать было невозможно. Они скручивались в клубок, который вытягивался и сжимался, принимая разные причудливые формы, пока не стал напоминать человека. Наконец, силуэт сделался четче и светлее. Теперь можно было разобрать мускулистую фигуру и черты лица. Эти черты тоже менялись, пока наконец Варя не поняла, что смотрит на молодого человека, который ей улыбается.

— Кто ты? — прошептала она.

— Ормазд, сын Зервана, — ответил он, — меня еще называют Ахурамазда. Скоро я явлюсь этому миру, которым правит мой брат Ахриман, князь тьмы.

Молодой человек начал вдруг таять в полумраке, почти сливаясь с ним, и тут же на стене заплясали темные пятна, которые, вытягиваясь, хлестали бледный силуэт Зервана, как бичами, переплетались на его теле, словно огромные змеи, а потом обвили его черным коконом, который через мгновенье снова стал человеческой фигурой. Черный силуэт стряхнул с себя тьму — и перед Синицыной предстала уродливая копия того человека, которого она видела минуту назад. Возникшее из тьмы подобие человека распахнуло необъятную пасть и выдохнуло из себя ночь, поглотившую мир.

Снова светило солнце. Варя оглядела свою комнату и стены. На ручке ящичка туалетного столика блестела спинка бронзовой ящерицы. На столике лежала упаковка лекарства, которое сутки назад принес профессор Рыскин. Синицына с трудом поднялась с кровати, сделала шаг и едва не упала. Успела ухватиться за спинку кресла, а потом сесть в него. В глазах было темно, быстро-быстро стучало сердце. Варя достала таблетку, но запить ее было нечем. И все же она положила ее в рот, поднялась и пошла, держась за стену, к туалетной комнате. Там открыла кран и припала губами к холодной струе. Потом опустилась на край треугольной ванны. Вспомнила свой сон и вдруг почувствовала страх — даже не от содержания сна, а от того, что уже вторую ночь видит кошмары, и пробуждение не придает сил, словно с наступлением темноты кто-то пробирается в ее сознание. Кто-то жестокий и не существующий при ярком солнце терзает ее в ночном мраке до такой степени, что она просыпается лишь к полудню, разбитая и истерзанная.