— Брюсы меня не заботят. Граф Каррик уже прислал мне сообщение, уверяя, что поддержит любое решение, которое я приму относительно будущего королевства. Он поступит так, как я скажу. Что же до остальных шотландских лордов, то я разошлю им официальные послания, в которых повелю следовать решениям Совета хранителей до тех пор, пока ребенка не привезут из Норвегии.

— И вы полагаете, вельможи подчинятся?

— Ни один из них не пожелает рисковать своими землями в Англии, отказавшись повиноваться мне.

Адам знал, чего этот человек добился в Англии, Уэльсе и Святой Земле; знал, чего и как он достиг за многие годы. Поэтому он просто кивнул, соглашаясь с непоколебимой уверенностью во взоре Эдуарда.

— Чего вы хотите от меня теперь, милорд?

— Вы можете вернуться в свои владения. — Взяв со стола документ с приложенной к нему папской печатью, Эдуард встал и подошел к железной дверце, вделанной во внутреннюю стену опочивальни. Он отпер дверцу и положил документ. Затем достал кожаный мешочек, затянутый шнурком. — Вот, возьмите, — сказал он, протягивая его Адаму. — Это ваш окончательный расчет. Приношу свои извинения за пыль, которой он покрылся.

— Благодарю вас, милорд, — пробормотал Адам. Помедлив, он все-таки задал вопрос, который не давал ему покоя с тех самых пор, как король впервые поручил ему столь опасное задание. — Вы говорили еще кому-нибудь в ордене о моем участии в этом деле?

Эдуард впился в него взглядом.

— Смерть короля Александра произошла в результате несчастного случая. Так думали до сих пор, и так будут думать и впредь.

— Да, милорд, — согласился Адам, опуская увесистый мешочек в кошель на поясе. — Несчастный случай.

У него за спиной отворилась дверь, и раздался негромкий, музыкальный голосок.

— Прошу прощения. Я не знала, что у вас посетитель.

Обернувшись, Адам увидел высокую женщину с оливковой кожей и нежными чертами лица. Волосы ее были убраны под головной убор, украшенный тончайшими шелковыми лентами, а платье до пола сверкало роскошной вышивкой. Адам не видел ее вот уже несколько лет, и морщины, избороздившие лицо королевы, поразили его.

— Я оставлю вас.

— В этом нет необходимости, Элеонора, — возразил Эдуард, подходя к супруге. — Это всего лишь новости из Англии.

На лице королевы отразилась тревога:

— Что-нибудь с детьми?

— С ними все в порядке, — поспешил успокоить супругу Эдуард, и на лице его появилась редкая и оттого еще более нежная улыбка. — Это всего лишь политика, и ничего более. — Обняв Элеонору за хрупкие плечи и увлекая за собой в опочивальню, Эдуард оглянулся на Адама, и его улыбка растаяла без следа. — Сэр Адам как раз собирался уходить.

Направляясь к двери, Адам окинул взглядом фреску и аналой под нею. Изящные золотые буквы на обложке толстой книги весело подмигнули ему в солнечном свете, складываясь в слова:

«Последнее пророчество Мерлина».

…Себя истребляют сами мечом нечестивым, и ждать, пока по закону власть достанется им, не хотят, но венец похищают.

Гальфрид Монмутский.

Жизнь Мерлина

11

Отовсюду звучали охотничьи рога, и их хриплый рев заглушал заполошный лай гончих. Свора мчалась по горячим следам, и запах зверя кружил псам головы и забивал глотки. Вот уже несколько часов они преследовали свою жертву, и первые проблески рассвета успели смениться лучами утреннего солнца, а густой туман рассеялся, оставив после себя невесомые, прозрачные клочья. И вот теперь смерть была близка, и они мчались к ней навстречу, подгоняемые гневным ревом охотничьего рога.

Роберт горячил своего коня, стараясь не отстать от собак. Деревья и кусты проносились мимо, на их ветвях уже лопались первые почки, и юноша полной грудью вдыхал пьянящий аромат новой жизни. Жеребец чутко повиновался малейшему движению коленей или руки в кожаной перчатке. Впереди показалось упавшее дерево, очередная жертва зимних ураганов. Он вонзил каблуки в бока коня и привстал на стременах, чтобы не упасть во время прыжка. Скакун перелетел через препятствие и с грохотом помчался дальше, вздымая за собой шлейф опавших листьев. Собаки исчезли за крутым гребнем, но Роберт слышал их вой вдали, уже заглушаемый звуками рога. Яростное предвкушение схватки все сильнее охватывало его, и он пустил коня вверх по склону. На самой вершине, которая являла собой вогнутое плато, по краю тянулась высокая земляная насыпь, переплетенная корнями деревьев. В этой насыпи и виднелся разверстый зев пещеры, перед которой сгрудились гончие, облаивая темноту.

Сообразив, что зверь улизнул из расставленной ему ловушки, Роберт выругался, соскользнул на землю и подошел к гончим. Здесь все еще висели густые клочья тумана, и сырой запах земли и гнилого мха ударил ему в ноздри. Юноша потянулся за рогом, который висел у него на поясе. Но едва только пальцы коснулись костяной рукоятки, как из пещеры донеслись какие-то звуки. Они походили на дальние раскаты грома. Пальцы Роберта оставили рог и сомкнулись на рукояти меча. Гончие постарше злобно скалили зубы, прижав уши к голове, и шерсть на их загривках стояла дыбом. Псы помоложе то и дело начинали скулить, захлебываясь от возбуждения и страха и припадая к земле. Попадись им любой другой зверь, даже взрослый пятнистый олень или матерый кабан-секач, они не проявили бы такой опаски и даже страха. Роберт вытащил меч из ножен и пошел сквозь изломанный строй собак, решительно отгоняя ненужные сейчас мысли. Откуда-то снизу, из тумана, долетело его имя, но он и не подумал остановиться.

Подойдя ближе, Роберт увидел, что пещера на самом деле неглубока — скорее, это была яма в насыпи, прикрытая свисающими корнями деревьев. Внутри он разглядел какую-то темную тень, припавшую к земле. Она оказалась крупнее, чем он ожидал, хотя и не такая большая, как о том судачили в деревне. Морда зверя была худой и длинной, с выдвинутой вперед челюстью, с еще не до конца сброшенной и вылинявшей зимней шерстью. А вот вонь из ямы шла омерзительная — едкий, разъедающий глаза запах крупного зверя, с которым Роберту еще никогда не приходилось сталкиваться. Но самым поразительным в нем были глаза, даже не глаза, а два озерца расплавленного золота. Интересно, сколько живых существ нашли свою смерть, встретив этот обжигающий взгляд? Зимой, подле городских стен, ему приходилось видеть окровавленные останки выпотрошенных овец и обглоданных до костей коров. Этот волк, как пояснил ему дед, убивал не просто для пропитания, но и ради удовольствия. Его снедал голод, который нельзя удовлетворить одной теплой кровью. В его сердце жила тьма, а с клыков сочился яд.

Звуки рогов смолкли. Роберт краем уха слышал крики людей и топот копыт, когда охотничья партия взобралась на край плато. Поудобнее перехватив рукоять меча, которая уже взмокла от пота и скользила в ладони, он собрался нанести удар по притаившейся в яме тени. Но волк оказался быстрее. Одним прыжком он вылетел наружу. Из глаз его сыпались искры. Роберт ткнул мечом ему навстречу, но лезвие лишь слегка царапнуло мохнатый бок твари. Волк щелкнул зубами, едва не разорвав горло одной из собак, а потом, обнаружив, что его загнали в угол, развернулся и молча бросился на Роберта. Тот отпрыгнул в сторону, но споткнулся о выступавший из земли корень и, нелепо взмахнув руками, рухнул на спину. Юноша заорал от боли, почувствовав, как челюсти зверя сомкнулись у него на лодыжке. Извернувшись, Роберт схватил выпавший из руки меч и нанес волку удар по холке. Остро отточенное лезвие разрубило мех и застряло в жесткой плоти. Волк разжал челюсти, подобрался, готовясь прыгнуть вновь, и вдруг завыл, завертевшись на месте, когда сзади в него вцепились сразу три гончие. На месте схватки образовался настоящий клубок из мохнатых тел, а Роберт, откатившись в сторону, с трудом поднялся на ноги. В это мгновение в драку ринулись еще две собаки, так что волку пришлось совсем худо. Псы вцепились в него зубами и рвали на части, а он буквально кричал от боли и ярости. Брызги крови разлетались во все стороны, пятная землю и опавшие листья. Держа меч обеими руками, Роберт ринулся в самую гущу схватки и вонзил клинок зверю в бок. Оттуда ударил фонтан горячей крови, окатив его лицо и тунику, и в горле застрял ее противный привкус. Юноша отвернулся, борясь с тошнотой, и в это самое мгновение на поляну перед пещерой ворвались конные и пешие.